, что в целом отражает закономерности, свойственные и другим европейским государствам.

Первой такой предпосылкой стало обособление суда от власти монарха. На раннем этапе существования Российского государства связь между ними была неразрывной. Какое-то время князь, по-видимому, был единственным легитимным судебным органом помимо общественного суда (веча). Однако уже скоро вполне отчётливо наметилась тенденция к децентрализации судебной функции. Не будучи в состоянии справиться в одиночку, князья доверяли ее осуществление сперва своим дружинникам^>34, а позже – членам своей семьи. К середине XII в. распространённой практикой стало разрешение споров на местах тиунами и иными представителями государя^>35.

Дальнейшее отделение суда от высшей власти выразилось в постепенном ограничении судебных полномочий монарха. Отказавшись от личного рассмотрения большинства правовых споров, князья (а позже и цари) долгое время дозволяли своим подданным обращаться к ним с жалобами («челобитными») на любые спорные решения. Лишь в Соборном уложении 1649 г. (ст.20 гл.10) впервые был установлен запрет искать защиты у государя, прежде «не бив челом в приказе»^>36.

Представление о монархе как о высшей судебной инстанции(типичное для всей европейской правовой традиции того времени) сохранялось в России еще более полувека, пока в 1718 г. не было провозглашено, что те «челобитчики…[кто] Сената правосудием не удовольствуются… больше никуда своего челобитья не [будут] иметь, понеже тот вышний Сенат от Его Царского Величества высокоповерен»^>37. Впрочем, как Петр I, так и последующие правители порою всё же вспоминали о принадлежащих им судебных полномочиях. По-видимому, окончательная замена суда государя судом от имени государя произошла лишь к концу эпохи дворцовых переворотов.

Стоит отметить, что изначально решение российских монархов отказаться от отправления судебной функции, ограничив тем самым собственную власть, было продиктовано единственным желанием сложить с себя хотя бы часть государственных забот^>38. Однако впоследствии этот шаг позволил совершенно безболезненно претворить в жизнь одно из важнейших правовых начал Судебной реформы 1864 г.: принцип подзаконности судебной власти и ее отделения от власти законодательной^>39.

Вторая заметная предпосылка, возникшая на данном этапе, связана с постепенным отделением суда от администрации. Надо сказать, что оформилась эта тенденция далеко не сразу, а ее логическое завершение состоялось лишь в ходе реформы 1864 г. В целом же для дореформенного этапа был характерен противоположный принцип: «кто управляет, тот и судит»^>40.

Самые ранние шаги к обособлению «судебных мест», по всей видимости, были предприняты лишь в середине XVI в. Именно тогда «стремление центральной власти… ограничить власть областных правителей» привело к созданию «совершенно новых… учреждений с специально… судебными функциями» (Разбойного приказа, Холопского суда и др.)^>41. Впрочем, значение данного события не стоит переоценивать. Подведомственность новых приказов охватывала лишь малую долю судебных дел. К тому же за каждым из них закреплялись не только судебные, но и сугубо административные полномочия^>42.

Более решительную попытку отделить суд от органов управления предпринял Петр I. Поручив управление на местах воеводам и комендантам, состоявшим под властью губернаторов, император запретил им «ссоры»«тяжебного дела… судить и судьям в расправе их помешательство чинить»^>43. Рассмотрение судебных споров указами 1719 г. было поручено