– Любаша… Может быть, ты когда-нибудь поймёшь её, – вздохнула Анфиса. – У мамы была тяжёлая жизнь…

– Да? – девушка резко повернулась к ней. – А у тебя?! У тебя она была лёгкой? Но ты же приняла меня и Соню, когда ей было плохо. Нет, бабулечка. Я никогда её не пойму и матерью называть не хочу, хоть она и выносила меня. Ты мне и бабушка, и мать. И не говори мне больше о ней, я тебя очень прошу!

Анфиса отвела взгляд в сторону. Её губы дрожали. Она вдруг именно сейчас осознала, как выросла Люба. Вот она стоит перед ней, смуглая и худенькая, но такая взрослая, как будто ей не пятнадцать, а двадцать лет. Сама же Анфиса за последние годы словно стала меньше, усохла, как печёное яблоко. Теперь все её лицо было изрыто глубокими морщинами, а волосы совсем побелели. И силы в руках почти не осталось.

– Слава Богу, внученька, – заговорила снова Анфиса. – Дал он мне время поднять тебя на ноги. Теперь ты и без меня справиться сможешь.

– Ты что это, ба?! – воскликнула Люба, бросаясь к старушке. – А ну-ка не пугай меня! Держись за меня, я тебя отведу на кровать. Плохо, да? Бабуля! Давай я не пойду в школу, останусь с тобой. Ложись, ложись! Сейчас я дам тебе лекарства!

– Ничего не надо, – помахала рукой Анфиса. – Таблетки принеси, выпью и полежу немного. А ты иди в школу. Придумала пропускать. Я каждый день себя так чувствую. Что ж тебе теперь не учиться что ли?

– Ба! – в голосе Любаши послышался упрёк.

– Иди-иди! – настойчиво повторила Анфиса. – Ишь, что придумала!

***

– Ты что опаздываешь? – спросила Любашу Катя Семенова, её лучшая подруга, с которой она с первого класса сидела за одной партой.

– Потом расскажу, – шепнула Люба, выкладывая из сумки на парту тетрадь и поглядывая на учительницу, писавшую на доске число и тему урока. – Бабушке было плохо.

– А-а-а, – кивнула Катя.

– Слушала вчера Европу Плюс? – тихонько спросила подругу Любаша и округлила глаза. – Женни Шаден вчера о таком рассказывала. Я обалдела…

Девушка наклонилась и стала пересказывать ночной эфир, который прослушала от начала и до конца и потому не выспалась.

– Кошкина! – резкий окрик учительницы заставил Любашу отшатнуться от Кати и выпрямиться. – Мало того что опять опоздала, ещё и урок мне будешь мешать вести!

– Да я же ничего, Валентина Ивановна, – пожала плечами Люба.

– Она же кошка, которая гуляет сама по себе, – послышался ехидный голос с первой парты. Люба резко повернулась и встретила насмешливый взгляд круглой отличницы и самой модной девчонки в школе Анжелы Гусевой.

– Шипи-шипи, гусиха, – мгновенно отозвалась Люба. – Смотри только, чтобы от шипения твои перья не повылезали!

– Кошкина!!! – снова прикрикнула на Любашу учительница, словно не замечая слов Гусевой.

Это Любу нисколько не удивило. Отец Анжелы был директором этой школы, и все учителя с первого класса старательно тянули девочку, завышая ей оценки.

Презрительно фыркнув, Люба открыла тетрадь и принялась записывать число.

– Она в новых «Мальвинах» пришла, хвасталась тут всем, – прошептала Любе Катя. И добавила с явно слышимой в голосе завистью: – Посмотришь на перемене. Ве-е-ещь…

Любаша не ответила подруге, но так сильно сжала ручку, что та хрустнула в её ладони. Девушка всем своим сердцем терпеть не могла отличницу-одноклассницу, которая всегда была надменной и чванливой. Ещё бы! Единственная дочь в семье, любимица папочки! Белокурый голубоглазый ангелочек с пухлыми губками. Все мальчишки сходили по ней с ума. Но Люба знала, какая чёрная душа у этого ангела и никогда не давала ей спуска, отказываясь подчиняться влиянию Анжелы. За это Гусева всегда ненавидела Любу и частенько показывала ей своё превосходство, откровенно смеясь над ней.