Английский удалось обойти так же, как и в школе: откровенно поговорила с преподавательницей, объяснила ситуацию. Та пошла на встречу, разрешив делать переводы и читать вслух отрывки (благо произношение за два старших класса удалось подтянуть), за что ей огромное человеческое спасибо. Зато латынь и анатомия, как Оля и думала, давались легко.

С вышкой тоже проблем не возникло, вопреки лёгким опасениям. Преподавательница, поначалу качавшая головой («как ты, детка, учиться-то будешь после такого перерыва со школы?!») и предрекавшая ей неуд по своему предмету, теперь нарадоваться не могла и уже поставила в известность о грядущем участии в олимпиаде. Лишняя головная боль, но студентов тут не особо спрашивали о желаниях и буквально заставляли проявлять активность, а учиться хуже, чтоб не привлекать внимание, Оля себе позволить не могла: повышенная стипендия отличалась от обычной почти в два раза. В её ситуации — существенно.

Заначка подходила к концу, а работы так и не предвиделось. Да и какая работа, когда по учёбе нагружают только так? Ложиться спать в час-два и вставать в семь стало привычным делом.

Соседки смотрели с лёгким недоумением, ибо сами так усердствовать не собирались, наоборот, почувствовав вкус свободы без надзора родителей, завели друзей-подруг и частенько до вечера пропадали в их комнатах. Это если про Катю говорить, у Нади так вообще случилась первая любовь, и об учёбе она, такое ощущение, забыла напрочь, мол, потом наверстает. Угу, от сессии до сессии…

В общем, «домашние девочки» не то чтобы пустились во все тяжкие, но к учёбе относились откровенно спустя рукава. Оля пару раз поначалу пыталась вправить мозги, но… Они ж всё успеют ещё, а молодость проходит! Ну и ладно, у каждого должна быть своя голова на плечах, и она от девчонок отстала.

Быт тоже претерпел изменения.

Из-за жёсткой экономии Оле пришлось отказаться от общей готовки: полненькая и любящая покушать Катя напрочь отказывалась питаться бюджетными супчиками и всякими пустыми макарошками-крупами, покупая разные вкусняшки и настаивая на борщах, пловах и прочем мясном, пряном и наваристом.

А Оля в последнюю неделю вообще перешла на супчики из ролтоновской лапши с сосисками, завязав пояс ещё туже. На обед только в студенческую столовую ходила, хоть там нормальной еды поесть, пусть и в бюджетном варианте. Но как прожить на тыщу восемьсот стипендии, когда закончится заначка, она попросту не представляла.

Надя на еду сильно тратиться тоже не могла, но Катенька напрочь отказалась разделить с ней очерёдность готовки, ибо у первой получалось нечто откровенно не съедобное. Так что Надя с начала недели сидела на всякой гадости типа чипсов (когда мама выделяла еженедельное содержание) и домашней еде, которую привозила после выходных (жила она не очень далеко от Уссурийска, в паре часов езды на автобусе), а к концу, когда прогуливала деньги, переходила на тот же Ролтон.

В замке лязгнул ключ, и в комнату вбежала встрёпанная Катька. Встрёпанная и зарёванная, да при этом ещё и испуганная. Давя всхлипывания, быстро выдала: «Тебе коменда просила передать, чтоб зашла к ней» и нырнула в кровать, не раздеваясь, тут же закукливаясь в одеяло.

Ну и что могло случиться, раз Катя вернулась с намечающейся пьянки в таком раздрае? Ладно, это она потом выяснит, а к коменде лучше не опаздывать, когда зовёт. Благо идти далеко не надо, в соседнюю комнату всего лишь — явно же в такое время её не в рабочем кабинете ждут.

Недоумевая, что могло случиться (а втайне надеясь, что появились известия по возможной подработке, хоть и не представляя, как сможет совмещать), Оля постучала в гулкую металлическую дверь.