– Скорей уж жены фараона, – усмехнулся я. – Но в отличие от мумии госпожа Палкина весьма говорлива. Кстати, она считает, что это вы ее преследуете, поскольку являетесь сексуальным маньяком.

Сергей хлопнул себя по бедрам.

– Ну ваще! Я столько не выпью, чтоб к этой красотище на метр приблизиться. Вообще-то я баб люблю, но моя Ленка вечно по вечерам твердит: «Отстань, Серега, башка болит». Я ей спокойно говорю: «Мне не твоя голова сейчас нужна, другое интересует». Каждый раз у нас с Ленуськой такой диалог. Неделю назад я умыться часов в десять вечера пошел, глянул в соседское окно, а там… Летят самолеты, строчат пулеметы! Бабка голая у зеркала! Ваня, у меня проблем с потенцией нет, но как на нее глянул, даже воду включать не стал, на цыпочках в спальню двинул, лег в кровать, одеялом накрылся и притих. Это что же, под конец жизни все бабы такими делаются? Нет, я в сорок лет в монастырь намылюсь, чтоб в своей постели этого ужаса никогда не иметь. Жуть! Ленка меня трясет: «Серега, ты чего, сегодня у меня голова не болит!» А я от нее шарахаюсь, бормочу: «На работе устал». Прикинь? Давай приобретай жилье скорей, подружимся. Мой дом на соседней улице, идти ко мне минут пять. Но я круто придумал – положим широкую доску, станем друг к другу по ней ползать.

– Прекрасная идея, – пробормотал я. – Скажи, а почему ты окно не заложил или жалюзи не повесил?

– Вот еще, – скривился парень. – Бабка мне кулаком грозит, плюется в мою сторону, а я ей приятное сделаю, исчезнув с горизонта? Хренушки! Пусть сама отгораживается. Я, когда ее впервые увидел, смутился, в полотенце замотался. Потом раму поднял, стеклопакет в этих домах не как везде открывается, сказал: «Бабушка, давайте познакомимся». А она пасть разинула да как пошла материться! Такими словами сыпала, каких я ваще не слышал, обзывала эк… эм… эн… ксибиги…

– Эксгибиционистом, – помог я Сергею.

– Вот-вот! И не стыдно пожилому человеку по-черному выражаться! – вознегодовал сосед. – Короче, старуха первая войну начала. А кто ко мне с топором придет, тому пилой по шее. Давай перебирайся сюда навсегда жить, вместе гудеть станем, у Ленки есть пара подружек, на все всегда согласных.

– Непременно, – пообещал я и, попятившись, выбрался в коридор.

– Никак вы, молодой человек, с этим быдлом любезные разговоры вели? – агрессивно спросила хозяйка.

– Евгения Борисовна, может, вам повесить в санузле штору? – предложил я.

– Еще чего! – скривилась хозяйка. – Я здесь всю жизнь провела, а этот хам варяг. Пусть сам занавесками отгораживается. Не собираюсь быдлу жизнь украшать.

– Как вам жилплощадь? – робко спросила Настя, когда мы вышли на улицу.

– Отвратительная, – отрубила Николетта. – Хозяйка сумасшедшая, кругом грязь, и этот мужик в ванной.

– Гостиная красивая – эркеры, лепнина… – вздохнул я. – Дом стоит удачно, тихое место. С Евгенией Борисовной тебе дел иметь не придется, жилье продает ее сын.

Анастасия с благодарностью посмотрела на меня.

– Какова мать, таков и ребенок, – безапелляционно заявила Николетта.

Я потупил взор. Надеюсь, это правило срабатывает не со стопроцентной гарантией. Хочется думать, что я пошел в отцовскую линию.

– Не стану приобретать квартиру у карги, которая решила, что я твоя мать, – продолжала Николетта. – Слепая сова! Издали видно, что я едва отметила тридцатипятилетие. И окно в ванной меня раздражает.

– Его можно заложить, – вставил я слово.

– Маскироваться не собираюсь! – разозлилась маменька. – Незачем постороннему человеку подарок делать. Неохота ему соседей видеть? Пусть сам вызывает мастера с кирпичами. Жилье мне не подходит. Конец, Вава, прекрати спорить с матерью, которая любит тебя больше жизни.