– Лоуренс, ты меня разыгрываешь! Ты никогда в жизни не был у Джин.

– Уверяю тебя, дорогая моя. Более того, на следующий вторник я приглашен там отобедать, но, должен сказать, приглашения этого не приму. И сделай мне одолжение, Этель, – строго продолжил мистер Тодхантер, – называй впредь мисс Норвуд по имени только в том случае, если познакомишься с ней поближе. Что за манера фамильярничать со знаменитостями по примеру неотесанной публики из предместий или, хуже того, развязных газетчиков! Знаешь ли, хочется верить, что мои родственники выше этого.

– Всегда говорю, тебе следовало бы родиться сто лет назад, Лоуренс, – ничуть не обиделась его юная собеседница. – И не джентльменом, а старой девой. Так и вижу тебя с редкими волосами, убранными в пучок на затылке, и в жутком корсете из китового уса!

– Ну что за вздор ты несешь! – сердился мистер Тодхантер.

Вторым мисс Норвуд упомянул сосед, солидный, похожий на моржа мужчина, сбегавший иногда от ворчливой жены, дабы угоститься виски мистера Тодхантера и посидеть в покое и тишине, нацепив на голову вторую пару радионаушников. Мистер Тодхантер страстно любил Баха и отрывался от какого угодно занятия, чтобы приникнуть к радиоприемнику, когда в эфире звучала музыка обожаемого композитора. Однако же по причине, загадочной для его друзей, мистер Тодхантер так и не обзавелся репродуктором, а обходился допотопным детекторным приемником.

Просидев в полном молчании тридцать восемь минут, сосед мистера Тодхантера вдруг изрек, что на прошлой неделе они с женой ходили в театр «Соверен» на Джин Норвуд. С тем вниманием к словам, которое присуще писателям, мистер Тодхантер отметил, что супруги ходили не на «Опавшие лепестки», а «на Джин Норвуд». Название пьесы они, надо полагать, пропустили мимо ушей и уж как пить дать не знали имени драматурга, который, сочинив пьесу, тем самым предоставил мисс Норвуд случай себя показать.

Помолчав еще семь минут, гость дополнил свое сообщение, сказав, что знавал одного джентльмена, который был знаком с Джин Норвуд. Звали его Баттерсби. Так вот этот Баттерсби уверял, что мисс Норвуд – женщина поразительная, причем и на сцене, и в жизни; добра необыкновенно, выискивает молодых актрис и им помогает; короче говоря, золотое сердце.

– Золотое, – кивнул мистер Тодхантер. – Да… в следующий вторник я приглашен к ней обедать, – добавил он.

Его гость вынул трубку изо рта и вытаращил глаза.

– Да вы что! – благоговейно пробормотал он.

Мистеру Тодхантеру это польстило.

Тем не менее он был озадачен.

Пожалуйте, два человека отзываются о мисс Норвуд, как о воплощении обаяния и доброты, тогда как сам мистер Тодхантер иначе как грубым словом и назвать-то ее не может. Будучи человеком справедливым, он призадумался. Неужто он был предвзят? Неужто позволил чувству неполноценности, возникшему у него при виде роскошной квартиры, склонить чашу весов в ущерб хозяйке? Но нет, никакого чувства неполноценности он не испытал. Да, квартира произвела на него впечатление, возможно, даже вопреки его воле, но ничуть не поколебала его мнения о доме 267 по Лоуэр-Патни-роуд в Ричмонде как о жилище бесконечно более привлекательном; и мнения этого он придерживался не из чувства самозащиты, а от всего сердца.

Нет и еще раз нет. Эта женщина встретила его враждебно, холодно, грубо. Никаких в этом сомнений. И тут является Фарроуэй, почти в лоб дает ей понять, что он, мистер Тодхантер, человек состоятельный, и ее отношение к нему мгновенно меняется! Ужас как некрасиво. То, что она поклоняется деньгам, очевидно. Откровенно неприятный ей человек сразу набрал цену в ее глазах, едва она узнала, что он богат; тот, кто раньше вызывал зевоту, стал интересен; ничем не примечательный сделался… «Да она, чего доброго, и в любовники меня возьмет», – в тревоге думал мистер Тодхантер, который очень мало что знал о подобных вещах и брезговал тем, о чем догадывался. Потому что Фарроуэй, например, несмотря на весь свой писательский успех, как мужчина ничем не примечателен. Однако же он живет в этой роскошной квартире в качестве… в качестве кого? Он явно тяготит мисс Норвуд, однако она терпит его присутствие. И с ноткой иронии эхом повторяет за ним ласкательные имена, которые он к ней обращает. Не без отвращения мистер Тодхантер пришел к выводу, что эти двое состоят «в связи». И потом, Фарроуэй раньше был богат, это определенно. Однако теперь он почти что набивался мистеру Тодхантеру в посредники по продаже дорогого антиквариата за комиссионные; и если не это цель его ухаживаний, то что же еще может за ними крыться?