Бывает, человек отправляется на поиски, но не находит того, что ищет, а потом возвращается и узнает, что вот оно, дома, некий добрый друг принес на блюдечке с голубой каемочкой.

Во вторник вечером после провала с мистером Читтервиком мистер Тодхантер решил отказаться от своего великого замысла. А на следующее утро Феррерс, литературный редактор «Лондонского обозрения», предложил ему невзначай именно то, что требовалось. Пока мистер Тодхантер подыскивал подходящую жертву, рыская по столбовым дорогам и окольным путям, она сидела себе посиживала прямо на его тропке.

По своим местам все расставил случайный вопрос. Прежде чем отправиться к Феррерсу, чтобы выбрать на рецензирование очередную книгу, мистер Тодхантер прошел другим коридором, чтобы зайти поболтать к давнему другу и одному из ведущих авторов журнала, благодаря которому, по сути дела, и началось сотрудничество мистера Тодхантера в «Лондонском обозрении». Но друга в его кабинете он не нашел, а на двери висела табличка с другой фамилией.

– Кстати, – в просторном кабинете Феррерса с окнами на Флит-стрит заметил мистер Тодхантер, кладя свою древнюю коричневого фетра шляпу на кипу газет, – кстати, а Огилви что, болен? В кабинете его нет.

Феррерс поднял глаза от статьи, которую сокращал, орудуя синим карандашом.

– Болен? Ну нет. Он последний, кого ушли, только и всего.

– Ушли? – озадаченно переспросил мистер Тодхантер.

– Уволили! Вышвырнули нашего беднягу Огилви, попросту говоря. Сунули ему вчера чек на полугодовую зарплату и велели выметаться.

– Уволили Огилви! – Мистер Тодхантер был потрясен. Умница Огилви с его крупной головой и пером трезвым и проницательным всегда казался ему неотъемлемой частью «Лондонского обозрения». – Бог мой, а я думал, тут без него никак…

– Просто срам! – закипел вдруг Феррерс, вообще-то воплощенная сдержанность в брюках. – Выставили за дверь!

– Но из-за чего? – спросил один из литературных обозревателей, который рылся в свежих романах, горой лежащих на столе у окна.

– Да из-за проклятых закулисных интриг. Вам, молодой человек, этого не понять.

Обозреватель, который, между прочим, был на три месяца старше редактора, благодушно усмехнулся:

– Прошу прощения, босс. – Он тешил себя иллюзией, что обращение «босс» Феррерсу неприятно.

– Послушайте, давайте вернемся к Огилви, – попросил мистер Тодхантер. – Так из-за чего, вы сказали, ему пришлось уйти?

– Внутренняя реорганизация, дружище! – с горечью произнес Феррерс. – Вам известно, что это означает?

– Нет, – ответил мистер Тодхантер.

– Ну, насколько я разумею, это значит уволить всех, у кого есть характер, а блюдолизов оставить. То, что нужно для такого журнала, как наш, верно? – Феррерс искренне гордился «Лондонским обозрением» с его репутацией солидного, по старинке добропорядочного журнала, которую он стремился поддерживать даже после того, как еженедельник перешел под контроль газетно-журнального концерна «Объединенная периодика», определенно намеренного опустить планку.

– Но как же теперь Огилви?

– Кто ж его знает… А ведь у него жена и дети.

– Но надеюсь, – чрезвычайно расстроенный, проговорил мистер Тодхантер, – он без труда сможет найти работу где-то еще?

– Работу? Ох, сомневаюсь. Он ведь уже не мальчик. А потом быть уволенным из «Объединенной периодики» – честь сомнительная. Кстати, это и вас касается, молодой человек, – кивнул Феррерс своему литобозревателю.

– Платите побольше, и я не дам вам шанса уволить меня, – парировал тот.

– Какой смысл? Ни разу я не добился от вас такой рецензии, как мне нужно!