Тито решил посоветоваться с братом. Тот выслушал, все более хмурясь, а потом отругал его последними словами. Тито, естественно, рассердился.

– Сделанного не вернешь, – прервал он Джироламо. – Давай лучше обсудим, что нам предпринять.

– Ну-ну, – хмыкнул младший брат. – Так ты полагаешь, мы еще что-то можем?

Тито ответил незамедлительно, поскольку решение уже созрело.

– Мы должны ознакомить с содержимым письма защитников Сан-Часкано. Тем самым будут нарушены планы герцога, и он сможет убедиться, что Ферранте – предатель.

В глазах Джироламо отразился испуг.

– Да, этого бы тебе хотелось. Но слишком рискованно. Пожалуй, и невозможно.

– Ты так думаешь? Ха! – раздражение переполняло Тито. – Говоришь, невозможно? – и он, похоже, обрушил бы на брата град проклятий, но в этот самый момент его озарило. И поднявшаяся было волна ярости мгновенно схлынула. Глаза вспыхнули победным огнем. На тонких губах заиграла торжествующая улыбка. – Невозможно, значит? – повторил он таким тоном, что Джироламо сразу понял: задача решена. Но Тито поначалу оставил брата в неведении и послал за Кассандрой.

– Причем здесь Кассандра? – удивился Джироламо.

– Это наш главный козырь, – уверенно ответил Тито.

Когда девушка вошла, он пододвинул стул к столу, предложил ей сесть, поставил перед ней чернильницу, перья, положил чистый лист бумаги.

– Сейчас ты напишешь письмо, Кассандра. Своему разлюбезному кавалеру, этому Ферранте да Исола.

В ее глазах отразилось изумление, но глупенькое, пусть и очаровательное личико осталось бесстрастным.

– Ты признаешься, что тронута его письмом до глубины души. У тебя есть душа, не так ли, Кассандра? – он пренебрежительно хохотнул, ибо отсутствие большого ума у сестры, особенно подчеркнутое ее красотой, раздражало его.

– Фра Джорджио говорил мне, что да, – она осталась нечувствительной к тонкой иронии.

– Фра Джорджио – дурак, – отрезал Тито.

– Нельзя так говорить, Тито, – укорила его сестра. – Фра Джорджио учит меня, что насмешничать над монахами – грех.

– Похоже, он знает, насколько смешон, поэтому и вдалбливает всем и вся, что смеяться над ним нельзя. Но нас больше интересует не он, а мессер Ферранте.

– Да, Тито, – потупила взор Кассандра.

– Ты напишешь, что глаза у тебя наполнились слезами, когда ты подумала о его сердце, разрывающемся на части, словно печень Прометея, и тебе захотелось познакомиться с ним поближе.

– Ничего мне не захотелось. Он чересчур высокий, тощий, уродливый. И безбородый. Мне нравятся мужчины с бородой.

– Молчи! – рявкнул Тито. – И слушай меня. Пиши, как я тебе говорю. Твои мысли не имеют к этому письму никакого отношения. Далее добавь, что мы, Джироламо и я, в отъезде и ты просишь его прийти к себе на закате. Через садовую калитку. Такая романтичность, несомненно, понравится этой сицилийской собаке, не так ли, Джироламо?

Джироламо пожал плечами.

– Не забывай, брат, что пока ты не посвятил меня в свои планы.

– Но об остальном ты мог бы догадаться и сам. Он обязательно придет, Кассандра задержит его на час, прикидываясь, что действительно неравнодушна к нему. Он в это поверит, это уж точно. А потом… Но об этом мы еще успеем поговорить. Сначала письмо. Давай, детка, тут есть все, что тебе нужно.

Она взяла перо, обмакнула в чернильницу, и рука ее застыла над чистым листом бумаги. Лобик собрался морщинками: она не знала, с чего начать. Наконец спросила Джироламо. Все вопросы она предпочитала адресовать ему, ибо он разговаривал с ней гораздо мягче, чем Тито.

– Почему я должна писать это письмо?

– Это затея Тито, – ответил Джироламо. – Но мы должны помочь ему, ибо он хочет наказать безродного выскочку, оскорбившего нас тем, что посмел поднять на тебя глаза.