– На моем участке русские прорваться не смогут, господин рейхсмаршал, – твердо заверил Скорцени, отдавая себе отчет в том, что телефонный разговор с главкомом авиацией – не повод для бесплодных философско-дипломатических дискуссий. – Мы будем сдерживать их любой ценой и до последней возможности.
– Именно так я и сказал Гиммлеру: «Единственный человек, который способен задержать русских в районе Шведта, – это Скорцени. Только он, со своими истребительными батальонами, способен остановить волну панического отступления наших войск, навести порядок в ближайших тылах и организовать надлежащую оборону на этом участке фронта».
И тут вдруг Скорцени понял, что идея бросить его, начальника отдела диверсий VI управления Главного управления имперской безопасности, в этот фронтовой котел, родилась у Гиммлера именно после телефонного совета Геринга. Уяснив это, Скорцени про себя зло выругался, однако вслух высказываться не стал. В конце концов, он ведь получил приказ не Геринга, а своего начальника, в чьем подчинении находится и руководитель РСХА Кальтенбруннер. Но и Геринг словно бы почувствовал свою вину, поскольку то, что он произнес в следующую минуту, буквально поразило обер-диверсанта:
– Я не только окажу вам поддержку авиацией, Скорцени, – как-то по-особому доверительно молвил он, – но и помогу пехотой.
– Набранной из аэродромной обслуги?
– Оберштурмбаннфюрер, – голос его вдруг зазвучал как-то по-особому торжественно, словно он произносил речь перед собранием руководящих членов партии в мюнхенском Коричневом доме, – с завтрашнего дня я передаю в ваше полное подчинение свой охранный батальон «Герман Геринг». Батальон полностью укомплектован людьми и прекрасно вооружен. Вы поняли меня, Скорцени? С завтрашнего дня!
– Не обещаю, рейхсмаршал, что сумею вернуть его вам в таком же составе, – мстительно ухмыльнулся Скорцени. – Однако завтра, к двенадцати ноль-ноль, я жду прибытия батальона «Герман Геринг» в Шведт-на-Одере.
Геринг хотел добавить еще что-то, однако, услышав приказной бас оберштурмбаннфюрера, мгновенно вступившего в командование его, Геринга, личным батальоном, от неожиданности поперхнулся. Он, конечно же, ожидал проявления благодарности и был поражен тем, что обер-диверсант рейха воспринял его жертвенность как нечто само собой разумеющееся.
– Где будет располагаться ваш штаб, Скорцени?
– Штаб? А действительно, где будет располагаться мой штаб? – обратился Скорцени уже к Штуберу.
– Извините, забыл сообщить. В наше распоряжение будет предоставлен старинный замок Шведтбург. Командир батальона «Норд-Вест» со своими храбрецами уже готовит его к нашему прибытию.
– Если вы пожелаете навестить нас, господин рейхсмаршал, то найдете в замке Шведтбург, – объявил Скорцени тем же торжественным тоном, каким Геринг только что дарил ему свой охранный батальон.
– Бывал в этом замке, – ответил рейхсмаршал. – Отличное место для штаба, в нем успешно можно обороняться даже в случае прорыва русских или высадки ими десанта. А спросил потому, что готов отдать в ваше распоряжение свою виллу «Каринхалле», в которой имел удовольствие принимать вас.
– Это была незабываемая встреча, – даже не пытался скрывать иронии Скорцени, поскольку оба они прекрасно помнили, что визит этот чуть не завершился скандалом. – Когда меня вытеснят из Шведтбурга, я воспользуюсь вашим предложением, господин рейхсмаршал.
Скорцени прибыл тогда в «Каринхалле» по поручению Гиммлера, который требовал передачи в его ведение так называемого института Геринга, штат которого занимался составлением досье не столько на врагов, сколько на высокопоставленных чиновников рейха. Среди прочих спецов, в нем числились сотрудники, занимавшиеся прослушиванием телефонных разговоров со ставкой фюрера «Вольфшанце». Почему фюрер простил это Герингу, до сих пор остается загадкой.