Январь 1945 года. Германия. Баварские Альпы. Охотничий замок Вальхкофен на берегу озера Вальхензее.

«…И потом, – размышлял Скорцени, уже лежа в постели и глядя в занавешенное белоснежно-лунной пеленой окно, – с какой целью фюрер рвется в столицу? В чем смысл его вторжения в город, который вот-вот окажется в полном окружении, в эту гигантскую военно-полевую мышеловку? Оно еще имело бы какой-то смысл, если бы враг наступал только с востока, а вся северо-западная Германия оставалась бы в виде надежного тыла, наподобие того, которым в свое время прикрыта была Москва. А так, война проиграна, живая сила, запасы горючего и технического оснащения – на исходе.

Если понадобится еще немного продержаться, оборону столицы генералы наладят без него. И для ведения переговоров с западными противниками тоже лучше находиться вне Берлина. Нет, Гитлера нельзя допускать сейчас до рейхсканцелярии. В противном случае он доведет и столицу, и страну до полного краха, а вермахт и войска СС – до полного истребления».

– Каковой будет моя дальнейшая судьба, Отто? – неожиданно вырвал его из потока размышлений голос Фюрер-Евы…

– С этим вопросом тебе лучше обратиться к предсказателям.

– Вы, мой диверсионный Скорцени, знаете то, что неведомо ни одному предсказателю, – игриво повела она пальцами по его волосам.

– Весьма польщен, Фюрер-Ева.

– Я хочу знать, что мне уготовано.

– А кто этого не хочет? Хотя… лично мне не хотелось бы знать, что меня ждет и каким выдастся мой последний день. Интрига теряется. Как при чтении книги, когда знаешь, каким будет конец.

– Не заговаривайте мне зубы, Скорцени, это нечестно. Мы беседовали об этом во время нашей недавней встречи с Зомбартом.

– А что может знать Зомбарт?

– Он предполагает, что нас, вероятнее всего, убьют, а трупы наши сожгут, чтобы имитировать убийство Гитлера и Евы Браун.

– Вполне приемлемый вариант.

– Вам так кажется?! – ужаснулась Крайдер.

– Чем он вам не нравится? Не ново, да. Но разве вы готовы предложить что-либо более оригинальное?

– А вас не волнует, что речь идет именно обо мне?

– А с кем еще мы могли бы вести об этом речь? Смиритесь с тем, что вы незаменимы.

Альбина посопела, как обиженный ребенок, и надолго умолкла.

– Возможно, я не стала бы тревожить вас, Скорцени, но кто-то из очень высоких чинов откровенно намекнул Зомбарту, что исход нашего с ним восхождения будет именно таким, – придерживалась своей линии Альбина Крайдер.

– Я не стану выяснять, кого имел в виду Зомбарт, – полусонно пробормотал Скорцени, – но если узнаю, кто этот болтун, то изуродую его так, что труп его можно будет выдавать за кого угодно, вплоть до неандертальца.

– Не сомневаюсь, что подобные перевоплощения вы совершаете профессионально. Но это не ответ на мой вопрос. Я не знаю, когда еще мы с вами увидимся и увидимся ли вообще. Поэтому важно, чтобы ответ прозвучал прямо сейчас.

– А если скажу, что ответ мне тоже неизвестен?

– Это выглядело бы правдоподобно в устах любого другого человека, только не в ваших, мой диверсионный Скорцени. Вы – единственный, кто по сути этой операции знает все, потому что именно вы ее задумали, спланировали, подобрали и подготовили для нее людей.

Скорцени не ответил, и Фюрер-Ева с тревогой ждала, когда он прервет свое молчание. И лишь когда услышала, как он всхрапнул, испугалась, что действительно уснет.

– Вы неправы, Скорцени. Неправы, несправедливы и жестоки. Не знаю, как в отношении Зомбарта, но уж я-то заслужила того, чтобы знать хотя бы эту правду. Только эту, и ничего более. Я ведь вижу, что охраняют меня, как заключенную. Куда бы меня ни доставляли, место моего пребывания тотчас же превращается в некое подобие комфортабельной тюрьмы.