– Просто вы этот приказ нарушили и именно поэтому получили пробоину.
– Пробоину я получил потому, что вступил в бой. А вступив в него, потопил минный тральщик противника и серьезно повредил субмарину. Это факт. И потом…
– Молчать! – неожиданно рявкнул Дениц. Но тут же совершенно иным – спокойным, ровным голосом продолжил: – Об этом происшествии забыто. Вернемся к вопросу о субмарине: она уже на ходу? Отвечайте только: «да» или «нет»!
– Да.
– Через два часа на ее борт поднимется фюрер.
– Простите?! Я не совсем…
– Я сказал, что вы должны быть готовым принять на ее борт фюрера и его личного адъютанта. Возможно, с ними будет и известная вам Ева Браун. Впрочем, принципиального значения это не имеет.
Прежде чем как-либо отреагировать на это сногсшибательное сообщение, Роланд вновь помассажировал виски, и, закрыв глаза, на несколько секунд отключился, пребывая в каком-то полусонном-полуидиотском состоянии.
– Простите, гросс-адмирал, за назойливость, но хотелось бы знать, какова цель этого визита.
– По-моему, фюрер никогда не выходил в море на субмарине. Теперь он решил исправить эту оплошность.
– Куда я должен доставить фюрера? – почти по слогам уточнил вопрос Роланд.
– Вас будут прикрывать две боевые субмарины. О том, что у вас на борту фюрер, их командиры знать не должны. Их задача – обеспечить безопасность субмарины «Фюрер-конвоя».
– А моя задача?
– Подобрать для фюрера каюту и проверить, как он будет чувствовать себя на разных глубинах.
– У нас это называется испытанием глубиной.
– Надеюсь, трех часов достаточно, чтобы он привык к обстановке на субмарине, прочувствовал все прелести подводного путешествия и проверил себя на выдержку?
– Трех часов – вполне! Однако замечу, что до Аргентины нам придется идти несколько недель. До Антарктиды – еще дольше.
– Вот видите, фрегаттен-капитан, вы все правильно понимаете. Поэтому и решено было начать с испытания глубиной.
– И когда я должен ждать появления фюрера, чтобы?..
– Но запомните, – прервал его гросс-адмирал, – никто на субмаринах сопровождения об этой испытательной прогулке фюрера знать не должен.
– А на моей?
– На вашей же субмарине о прибытии фюрера тоже должны были бы знать только вы, старший офицер и судовой врач. Но я понимаю, что такое невозможно.
– Особенно если фюрер изъявит желание ознакомиться с субмариной.
– А он конечно же. Поэтому весь экипаж – под клятву о неразглашении. Во время посадки фюрера и фрау Браун на борт, весь экипаж должен быть выведен из подлодки и вернуться в нее должен только после того, как фюрер ознакомится с командирской рубкой и зайдет в отведенную ему каюту. Кстати, известие о посадке фюрера на субмарину может породить панические слухи и предположения.
– А по-моему, субмаринников уже ничем не удивишь.
– Думаете?
– Уверен, господин гросс-адмирал.
– Просто их еще по-настоящему не удивляли. Как и вас, фрегаттен-капитан.
Командир «U – 1212» уловил в голосе, в интонациях главкома военно-морского флота какую-то хитринку, некую недосказанность, однако решил, что, возможно, это связано с приказом, который будет уточнен уже после того, как субмарина выйдет в открытое море. Однако выяснять это у Деница не стал. Понимал, что любая попытка внести в решение фюрера прокатиться на субмарине окончательную ясность – не вызовет у гросс-адмирала ничего, кроме раздражения.
– Приказ ясен, господин гросс-адмирал. Через два часа субмарина готова будет принять на свой борт самых высоких гостей. Кстати, для вас тоже приготовить каюту?
– Зачем?
«Странный вопрос, – подумалось Роланду. – Дениц не имел права задавать его».