Раскрытые рты, запрокинутые головы, свисающие руки, голые колени. Смоляные и ржаные волосы. Некоторые головы обриты, но их мало; начальство не поощряет любителей бриться наголо; прическа бойца Советской армии должна соответствовать Уставу. В Уставе все написано, не будешь блюсти букву – накажут.

Но я – дембель, я уже ничего не блюду и не собираюсь, а насчет прически – голова моя имеет такую форму, что прическа выбрана еще в шестнадцать лет, одна на всю жизнь. Длинные волосы не идут – низкий лоб; слишком коротко тоже нельзя – торчат уши. Однажды побрился наголо, для забавы, и получил три наряда вне очереди, то есть три дня вынужден был мыть посуду в столовой, но самое интересное – в первую же ночь кожа на черепе переохладилась и резко поднялась температура, что доказало мне мою тварную сущность. Волосы – не рудимент, они действительно защищают тело.

Интересно, почему тогда солдата не защищают от мороза волосы на груди или ногах, думаю я и улыбаюсь, вспоминая старую армейскую шутку: «Ноги волосатые – валенок не выдавать!»

В том, чтобы встать раньше всех, есть свой стиль. И преимущества. Во-первых, умывальная комната пуста, и я привожу себя в порядок обстоятельно и неторопливо. Через четверть часа здесь будут толкаться пятьдесят человек. Во-вторых, можно перекинуться словами с дежурным по части, сегодня это мой добрый приятель майор Кувалдин, и я хочу, чтобы он считал меня взрослым человеком, который бережет время жизни. Я не мальчик, вчера призванный, я свое отслужил и получил от армии все, что требовалось. Возмужал, красиво говоря. Или – если перейти на наш веселый военный язык – «забурел».

– Здравия желаю, товарищ майор!

– Тамбовский волк тебе товарищ, – отвечает Кувалдин.

Таков его мрачный юмор.

Майор уважает меня, несколько раз мы с ним говорили по душам. Кувалдин, как многие другие офицеры, не хочет больше служить в Советской армии. Он намерен уволиться и заняться каким-нибудь бизнесом. На гражданке бурлят страсти, страна меняется, умные и оборотистые люди процветают. А Кувалдин – кадровый офицер – принес присягу и подписал контракт; бросить службу не имеет права. Некоторые из младших офицерских чинов всерьез обсуждают план побега из рядов Вооруженных сил путем суда офицерской чести. Это нелегко: надо совершить какой-нибудь отвратительный проступок, далее – срывание погон и изгнание без пенсии… Впрочем, за два года при мне из нашего батальона не сбежал ни один офицер. Деньги вроде платят, сто сорок рублей за звание, еще столько же – за должность, для окраины Тверской области – вполне прилично. Так что Кувалдин ворчит и пыхтит не всерьез, а – поддавшись общей моде на разложение.

Ходят слухи, что не только армия, весь Советский Союз в скором времени распадется на многие десятки удельных княжеств. Отделятся казахи, отделятся литовцы и эстонцы. Отделится Дальний Восток, и Сибирь, и Якутия, и Грузия. Империя умрет, каждая область будет сама по себе.

Сержант Абрамян, армянский интеллигент и чемпион по акробатике, каждый день повторяет, что Армения будет независима. Но сегодня, сейчас, он – воин Советской армии. Идет по проходу меж койками, специально громко, почти демонически грохоча каблуками, и орет, выдувая воздух из широкой груди, чтобы голос был низким, командным:

– Батальон, подъем!!!

Скрип пружин, вздохи, стоны, глухие проклятия и ругань на тридцати языках. Удары многих босых пяток в доски пола. Однако сам я уже стою на крыльце, одетый и умытый.

Я, черт возьми, даже форму не ношу, понятно? Мы – воины Противовоздушной обороны. Мы обслуживаем аэродром. Летчики летают, техники следят за исправностью самолетов. Помимо обычной зеленой формы, каждому технику положена темно-синяя «техничка», рабочая одежда: удобные штаны и куртка, никаких латунных блях и крючков, свободный ворот, легкий брезентовый ремешок, – вот в такой «техничке» я расхаживаю по гарнизону. Приходится, правда, цеплять на голову пилотку, в армии никто не ходит с непокрытой головой.