– Врешь, он был не такой, совсем не такой. Он у тебя вдруг ни с того ни с сего вырос. Послушай! Ты его поливал, что ли?
– Помилуйте, да разве носы поливают?
– Все нынче поливают, все нынче удобряют. И носы тоже…
– Не слыхал, Лавр Петрович.
– Мало ли, ты чего не слыхал! Ты глуп, Стукин, очень глуп. Впрочем, прости, прости. Это я так… – спохватился Хрустальников и прибавил: – Ну, вот теперь отлично, теперь сорочка вполне приличная. Ну, однако, пора… Поедем к Матильде Николаевне. Она ждет. Алексей! Или Григорий! Кто там? Дай мне зельтерской воды! – крикнул он лакею и снова обратился к Стукину: – Ты умеешь ли, Стукин, прилично раскланяться перед дамой? Покажи-ка мне, как ты войдешь и поклонишься. Сделай репетицию. Не стыдись, не стыдись. Чего ты?.. Ну?!
Стукин прошелся по ковру кабинета и поклонился.
– На манер медведя ученого, – сказал Хрустальников. – Ну да ничего, сойдет. Бывает, что люди и хуже кланяются.
Он начал пить зельтерскую воду, выпил и прибавил:
– Однако, я сегодня отлично пообедал. Алексей! Сюртук!.. – крикнул он, сбрасывая с себя халат. – Едем, Стукин! Стукин… Вот и фамилия твоя какая-то тоже неприличная. Не знаю, как уж тебя я буду и представлять?.. Вдруг ошибешься? Скажешь фамилию-то да и ошибешься, пропустишь букву «т», ну и выйдет неловко.
– Что вы, Лавр Петрович!.. – застенчиво сказал Стукин.
– А что? Конечно же, неприличная. А эта статья важная… Не знаю, согласится ли еще Матильда Николаевна быть мадам Сукиной. Она женщина ох какая щекотливая!
– Зачем же так произносить?
– Да ведь ошибиться можно. Алексей! Перчатки и шляпу!.. Едем, Сукин! – крикнул Хрустальников. – Впрочем, может быть, ты хочешь выпить на дорогу стакан вина для храбрости? – спросил он Стукина. – Выпей, выпей… Ты будешь развязнее. Дать ему стакан вина!
Лакей принес графинчик коньяку. Хрустальников заставил Стукина выпить.
– Пей, пей… Не стыдись, – прибавил он. – Я теперь живу на холостом положении. Жена за границей. Ну, едем!
Они вышли в прихожую и начали надевать шубы.
– Эх, шубенка-то у тебя как подгуляла! – сказал Хрустальников.
– Плоховата-с, – отвечал Стукин. – Вот если бы ваша милость была…
– Сделаю, сделаю, сумей только устроить так, чтобы Матильда Николаевна не смотрела на тебя как на черта.
– Постараюсь, Лавр Петрович.
Они сходили с лестницы.
– Ах ты, Сукин, Сукин! – сказал Хрустальников. – Знаешь, впрочем, ведь такая фамилия была среди аристократии. Генерал один был с такой фамилией. Ты это чего сморщился-то? Обижаешься? Ты, брат, не обижайся. Это я так, любя… Ты благороднейший человек, господин Стукин, ты делаешь подвиг. Женитьба твоя на Матильде будет высоким подвигом человеческим! Давай руку. Вот так. Видишь, я… я жму твою руку. Ну, отойди теперь немножко от меня… Швейцар смотрит.
Через минуту они ехали в карете.
Глава V
У невесты
Карета подъезжала к подъезду на Разъезжей улице. Из нее вышли Лавр Петрович Хрустальников и Игнатий Кириллович Стукин. Банковый туз Хрустальников привез ничтожную двойку – Стукина – к невесте. Они вошли в подъезд. Швейцар подобострастно поклонился Хрустальникову.
– У меня изволите, Лавр Петрович, свою шубу оставить? – спросил он.
– Нет, наверху. По всей вероятности, я долго там пробуду. У себя Матильда Николаевна?
– У себя-с… Сегодня днем только прокатиться выезжали. Господин! Вы к кому? – крикнул швейцар Стукину. – Оставьте внизу калоши.
– Он со мной, со мной, – отвечал Хрустальников. – Вот что, брат Стукин… – шепнул он. – Послушай, так и хочется назвать тебя Сукиным, – прибавил он в скобках. – Ну да это ничего. Вот что, брат Стукин… Ты уже познакомься как-нибудь с швейцаром. Тебе часто придется здесь бывать, по всей вероятности, а он человек строгий. На возвратном пути ты дай ему рубль, что ли. Зачем же ты портфель-то с собой несешь?