– Спорю, что ты знаток.

Паренек поправил свои очки:

– Ты что-то имеешь против?

– Напротив, моя мама – знаток, – я улыбнулась и протянула парню руку. – Меня зовут Лилиана Тиррос, лучше Ляля, я так привыкла.

Однокурсник внимательно осмотрел мою руку так, будто на ней было несколько колоний насекомых. Когда я уже думала ее убрать, достал из кармана салфетку и руку мне пожал. Но при этом салфетка находилась между нашими ладонями.

– Таматин Кряхс. Гений, общепризнанное дарование, да и вообще единственный в своем роде.

– О как, – я прямо почувствовала стыд за свое короткое представление. – А подскажи, в чем именно ты гений? В какой сфере?

Таматин недовольно закатил глаза, возмущенный моим недоверием. Я с интересом его рассматривала – парень выглядел очень молодо: отсутствие даже намека на щетину, пухлые губы, острые скулы, лохматые, слегка сальные волосы и тусклый цвет лица. Складывалось впечатление, что Таматина регулярно недокармливали.

– Я, между прочим, совместно с Институтом исследований закономерностей участвую в разработке множества вакцин. Я гениальный исследователь, который привнесет в мир миллион полезных вещей. Сила воздуха – вот то, на чем зиждется мир, и я являюсь чудеснейшим из ее носителей.

– Постой-ка, – прервала я красноречивое словоизлияние. – Институт исследования закономерностей? Не бывает такого.

– Бывает, – огрызнулся Таматин, и я увидела, как прядка, упавшая вдруг на его глаза, приподнялась, освобождая взгляд. – Просто его еще не все признают. Люди, воззрения которых зашорены, ставят палки в колеса гениальным исследователям.

– А ты не основатель этого института? – заподозрила я.

Таматин осекся и задумчиво пошевелил губами:

– Всего лишь один из. Но хватит стоять, я уже понял, что ты здесь единственное мыслящее существо, которое распознало мою гениальность. Смею надеяться, что отголоски моего гения нашли в тебе отклик, и потому ты не столь безнадежна, как остальные. Пойдем же за мной…

– И ты отведешь меня на следующее занятие? – подсказала я.

Таматин презрительно фыркнул:

– Я могу вести мир к лучшей жизни, а ты просишь всего лишь на занятия.

Я обалдело уставилась вслед своему одногруппнику. Неужели такую чушь можно нести серьезно? Неужели у человека действительно настолько раздутое самомнение? Или он вообще с придурью? Но пошла вслед за Таматином. Пока мы разговаривали, аудитория уже опустела, а я до сих пор не разобралась, где что находится в этой дурацкой академии.

Нашим тренером оказался высоченный мужик по имени Каракат Риггол с такой развитой мускулатурой, что она казалась нереальной. Лицо у тренера было совсем простоватое и к внушительным мышцам не подходило: большой нос, широкий рот и неожиданно узкий подбородок. Но зато взгляд черных глаз казался настолько жестким, что было страшно смотреть Каракату в лицо.

– Каждый день в шесть часов утра и в семь часов вечера вы должны стоять на этом самом месте. И не просто стоять, а быть готовыми умирать!

Я покрутила головой, рассматривая стоящих рядом боевиков. Хотя на боевиков мы походили мало – растерянные, испуганные, уставшие за целый день безостановочной учебы. Сегодня у нас была одна теория, что безумно меня радовало. Со своей силой я подружиться не успела и потому очень боялась, что все это поймут. Отчисление отчислением, но насмешек Лилиана Тиррос боялась больше всего в жизни.

Боевики были в основном мужского пола. Из целого набора на первом курсе оказалось всего три девушки, одна из них я. И без преувеличения могу сказать, что только я действительно обладала какой-то женственностью. Две мои сокурсницы были даже чем-то похожи между собой – крупные, широкоплечие, с грубыми чертами лица и желанием убивать во взгляде. Меня передернуло, не дай боги, я тоже такой стану. Может быть, это какая-то профдеформация, кто знает?