Днем я все время был с бабушкой, матерью моего отца. Она кормила, мыла и прогуливала меня. Особенно часто гулять мы стали после того, как закончилась весна и наступило жаркое лето. Теперь, если не было дождя, днем мы возвращались домой только для того, чтобы поесть. Кормила она меня специальной смесью, которую мы с ней ездили получать на молочную кухню. Кстати, редкостная гадость. Мамино молоко гораздо вкуснее.

Мы все четверо жили в одной комнате большой коммунальной квартиры в доме, наверное, еще дореволюционной постройки. Бабушка спала за шкафом, а моя кроватка стояла рядом с кроватью родителей, со стороны мамы. Маме удобно было поднимать меня к себе. А вот мне было не очень удобно. Потому что ночами (а иногда и днем по выходным, если бабушки не было дома) они в своей кровати начинали… ну, вы поняли. И, естественно, совершенно не стеснялись полугодовалого малыша. Мне смотреть на это было очень неприятно, и я по возможности отворачивался или жмурился. Но звуки-то оставались! Мама так стонала…

На мое полугодие родители подарили мне розовую резиновую уточку для купания и новые ползунки. И вечером у нас в комнате был праздник. Папа купил торт и водку, пригласили соседей, и все сели пить чай. Ну, и кое-что еще, кроме чая, понятно. Я лежал в своей кроватке и сквозь решетку наблюдал за этим. Раз такое дело, давай, думаю, и я им кое-что подарю. Когда меня оставляли в комнате одного, я давно уже тренировался и к настоящему моменту достаточно хорошо умел это делать. Только родные еще не знали об этом. Тем большим было их удивление, когда я спокойно и уверенно сел. Ведь, по их мнению, сел я впервые в жизни.

Был вечер. Магазины уже закрыты. Однако, к общей радости, у Степаныча в комнате была на крайний случай припрятана одна бутылка. Ради такого случая он сбегал за ней, а мама нарезала еще сала. Праздник продолжался…

– Здравствуй, красавица! – Моя мама нагибается к стоящей напротив меня девчонке примерно моего возраста. – А как тебя зовут?

Девчонка молчит и весьма подозрительно смотрит на меня, как будто опасается того, что я сейчас прямо тут, на детской площадке, начну ее домогаться. Вместо нее отвечает стоящая рядом женщина:

– Нас зовут Зиночка. А вас как?

– Доченька, скажи Зиночке, как тебя зовут, – обращается мама уже ко мне.

– Натафа, – уверенно отвечаю я. Понимать-то я все понимаю, но говорю пока что еще не очень внятно. Язык и горло слушаются плохо, да и зубов во рту всего восемь.

– Ой, уже говорит! – восклицает незнакомая женщина. – Сколько вам?

– Год и четыре, – отвечает моя мама.

– А нам год и шесть, и мы пока только «мама-папа» говорим. Ваша сколько слов знает?

– Не знаю, много. Мы уж со счета сбились.

– Вот видишь, Зиночка! Что же ты отстаешь? Учись скорее!

– Наташенька, иди, поиграй с Зиночкой в песочнице, а мы пока с тетей поговорим, хорошо?

Нда. Хорошо. Мама вытащила из сумки новенькое жестяное ведерко, металлический совочек с деревянной ручкой, вручила их мне и подтолкнула меня в сторону песочницы, в которой уже бушевали малоразговорчивая Зиночка и еще пара карапузов постарше. С гораздо большим удовольствием я бы, конечно, присоединился к пенсионерам, «забивавшим козла» чуть в сторонке. Но увы. Пришлось идти в песочницу. Сидеть и слушать взрослый разговор, так же как «забивать козла», мне по возрасту не полагается.

Так. Песочек. Замечательно. И как в него играть? Честно говоря, пачкать руки совершенно не хочется. Малышня внутри песочницы увлеченно копает, насыпает песок в ведерки, лепит на бортах песочницы куличики. Зиночка зачерпнула совочком немного песка и аккуратно высыпала его за шиворот мальчишке лет четырех, который в это время копал рукой какую-то глубокую нору. А я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу рядом с песочницей. Лезть внутрь не хочу. Песок в сандалии набьется. А оно мне надо?