Моим братьям новая живая игрушка очень понравилась. Когда Хрюша научилась уверенно ходить, она стала по нескольку часов в день играть на полу с близнецами. Часто к ним и Сашка присоединялась, и тогда они вчетвером начинали беситься. Я на кухне готовлю обед или ужин, а из комнаты до меня доносятся визг и смех, сопровождаемые неумелым щенячьим тявканьем.

Во второй половине января страна была взбудоражена неудачным покушением на наших космонавтов. Стоя в очередях в магазинах, я не раз слышал осторожные перешептывания взрослых на тему того, что в действительности стреляли не в космонавтов, а в… Самого. Только тсс… никому ни слова! А я только молча улыбался. Да, я помнил этот момент. Вернее, не так. Я про него совсем забыл и вспомнил лишь тогда, когда об этом написали в газетах. Все верно. Я лишь фамилию стрелявшего забыл. Не то Иволгин, не то Иночкин. Хотя нет, Иночкин – это из кино. В общем, что-то на букву «И». И я помнил, что настоящей его целью действительно был Брежнев. Но тогда он то ли не попал, то ли Брежнева вовсе в машине не было. В общем, за судьбу Ильича я не волновался. В прошлый раз промазал – и теперь промажет. Мое вмешательство в Историю пока было микроскопическое.

В школе дела шли по накатанной колее. Я по-прежнему занимался своей библиотекой и читал вслух книги. Сказки и рассказы младшим я читал обычно в нашем классе, а вот более серьезные вещи – уже в актовом зале. Рассказ О. Генри «Вождь краснокожих» пользовался бешеной популярностью, по требованию слушателей я перечитывал его четыре раза в течение двух недель. Когда же я достал (через свою знакомую заведующую библиотекой) книгу «Трое в лодке, не считая собаки» и стал читать ее со сцены, то… Привлеченный взрывами дикого хохота, директор школы заглянул в актовый зал и застал там такую картину. С книгой в руках и серьезным лицом я стою у края сцены, а зал передо мной сотрясается от смеха. Кто-то сполз на пол, кто-то согнулся пополам и держится за живот, кто-то уткнулся носом в плечо соседа. Те, кто уже не может больше смеяться, продолжают стонать и булькать. И почти у всех на глазах слезы. В общем, повеселились.

Вожатая Людочка с довольным видом рисовала галочки в своих отчетах. У нас в школе теперь есть художественная самодеятельность. А с марта месяца по рекомендации Людочки я начал выступать в нашем районном Дворце пионеров. Раз в неделю, по четвергам, я приходил и читал со сцены.

Поначалу народу было совсем мало. В основном приходили ребята из нашей же школы, которые меня знали. Но по мере расползания слухов обо мне количество слушателей все увеличивалось, и к началу лета зал стал заполняться больше чем наполовину. Я читал Пушкина и Ершова, Марка Твена и Джека Лондона, Носова и Драгунского, Гайдара и Агнию Барто. Да много чего читал. Слушателями чаще всего были школьники средних классов, но приходили и старшеклассники, а иногда и взрослые.

Дома же я по вечерам писал книгу. Вернее, не писал, а воровал. Я по памяти своровал у Филатова его сказку про Федота-стрельца. Насколько я помнил, эта сказка была написана где-то в середине восьмидесятых, а сейчас шел всего лишь 1969 год. Ничего, Филатов человек талантливый, другую сказку напишет. Тем более что у меня имелись наполеоновские планы на первую половину 80-х. И если мне будет сопутствовать успех, то в те годы историческая реальность резко свернет в сторону от памятной мне по моей прежней жизни ситуации. И совсем не факт, что в этой новой реальности Филатов сможет создать свой шедевр. Так что можно было считать, что это я не ворую книгу, а спасаю от гибели великую рукопись…