Но это еще не все! Я читал быстрее, чем мог говорить, а потому у меня было немного времени, чтобы подумать, прежде нежели произнести слова вслух. Я как бы набирал текст в буфер вывода, обрабатывал его там и выдавал пользователям уже отредактированную мной версию. Следствием такой предварительной обработки текста стали не только различные голоса героев. Помимо этого, я иногда вставлял отсутствующие в книге слова или возгласы, добавлял незначительные, но сочные штрихи. Собственно, я так в прошлой жизни уже делал, когда читал книжки маленькой Ниночке, а здесь лишь развил это умение.

Вот простой пример. Всем известная сказка про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Не та, что с козликом, а та, где Баба-яга украла братца. Когда я читал фрагмент с преследованием Бабой-ягой убежавших ребят, мои слушатели стонали и рыдали от смеха. А я там всего-то добавил несколько штрихов, которых не было в оригинале.

К примеру, Иванушка на бегу споткнулся о собственную рогатку, которая вывалилась из его кармана, не зашитого с вечера ленивой Аленушкой. Братец рухнул носом прямо в наполненный водой отпечаток козьего копытца и чуть было не превратился в козла. А когда ребята залезли прятаться внутрь доброй печки, Аленушка больно треснулась там о кирпич головой, испачкала в саже свои трусики, а потом тихо ругала нехорошими словами Бабу-ягу, которая в это время летала на метле вокруг печки.

Впрочем, менял я оригинальный текст книги далеко не всегда. Как правило, моей цензуре подвергались народные сказки. Авторские произведения я дополнял своими вставками только в том случае, если они изначально самим автором создавались как несерьезные, юмористические. Так, рассказы Носова и Драгунского я корректировал очень часто. Но вот «Сказку о Военной тайне» я прочел почти строго по тексту. Слегка подправил только эпизоды с участием Плохиша (который в моей интерпретации тоже не выговаривал букву «Р») и буржуинов. Почти никто из ребят ранее этой сказки не слышал, и, надо сказать, она на них произвела сильное впечатление. К концу сказки многие девчонки уже откровенно ревели, да и некоторые мальчишки начали как-то подозрительно внимательно рассматривать потолок в нашем классе. И даже сидящая на задней парте Тамарочка тихонько вытащила из кармана платок.

Да, Тамарочка теперь проверяла тетради, сидя на задней парте. Из-за учительского стола я ее выжил. Мне ведь было неудобно читать спиной к классу. Впрочем, часто я вставал со стула и читал стоя, а иногда даже и ходил по классу во время чтения, если мне так хотелось…

Степан Петрович, ну что же вы так, а? Я стирала, гладила, а вы не успели выйти, как сразу упали. Ну что же вы, не могли хотя бы мимо лужи упасть? Посмотрите, на что теперь у вас штанишки похожи! И маечка тоже. Ай-ай-ай! Ну, не реви, не реви ты, горе мое. Не реви. Ну, давай я тебя пожалею, иди сюда. Хороший Степа, хороший. Давай слезки вытрем. И сопли. Ну, успокоился? Пошли дальше, держись за ручку. А где у нас Вовик? Ой! Вовка, фу!! Не трогай ее, не трогай собачку, она грязная! Вовка! Сашка, а ты куда смотришь? Оттащи его от собаки! Степан, куда ты валишься? Стой ровно! Пошли. Держись крепче, не падай!

Это мы погулять во двор вышли. Я, Сашка и мои братья. Без коляски, пешком. Близнецы уже пытаются ходить. Получается пока плохо, но они стараются. Очень помогает учить ребят ходить то, что я и сам сейчас еще ребенок. Взрослому человеку нужно нагибаться, чтобы держать такого малыша за руку. А мне не нужно – братья, когда встают на ноги, ростом мне уже почти по плечо. Правда, если их нужно куда-то поднимать, то тут уже мне приходится попыхтеть. Они к настоящему моменту почти по девять килограммов каждый весят, и к осени, судя по всему, своей суммарной массой обгонят меня.