- Иванова, проснись! Сдай домашнюю работу!

Растерянно перевела на него взгляд, всё ещё находясь в плену воспоминаний:

- Я…Я забыла дома тетрадь, - щёки покраснели от неловкости.

- Эх, весна, - неожиданно по-доброму улыбнулся учитель, - сам молодым был. Но в понедельник сдашь две работы, - он строго погрозил пальцем.

- Хорошо, - краска стыда всё ещё не желала покидать моего лица.

Остальные уроки пролетели одним мгновением, пучина нахлынувших воспоминаний не желала отпускать, и я так и просидела, задумавшись о прошедших днях юности.

Подходил к концу пятый урок, когда вспомнила, что после занятий предстоит разговор с Николаем и поход до дома. И, сказав Светке, что у меня очень болит голова, трусливо смылась на перемене.

Дома могла быть Алка, поэтому время до окончания занятий я провела в небольшом сквере, рассматривая прохожих и любуясь той удивительной атмосферой спокойствия и умиротворённости, что была присуща семидесятым годам. Ей, казалось, был наполнен воздух. На лицах прохожих играла лёгкая улыбка. Не как теперь, либо взгляд в пол, либо фальшивый оскал в тридцать два зуба. Так непривычно было видеть маленьких детей, серьёзно шагающих по своим делам без родителей, не боящихся, что их украдут или заманит в подворотню педофил. Тогда и слов таких не ведали. И можно было обратиться за помощью к любому, зная, что тебе её окажут. Без денег, без напускного равнодушия. Просто так. От всего сердца. И большое сердце было словно у самой страны. Горящее от доброты миллионов людей, не напоказ заботящееся о каждом человеке без исключения.

Наверное, так подходят к концу самые счастливые сны. Скоро я проснусь и, кряхтя и разминая спину, отправлюсь на свою нудную, тяжёлую работу. Ноги к концу смены отекут, наливаясь взбухшими узлами вен, руки будут болеть от хлорки, давление скакать вместе с переменчивой весенней погодой. И опять потянется вереница лиц покупателей. Равнодушные ко всему подростки, с набитыми жвачкой ртами, приветливые старушки-склочницы, которые выходят «в люди» за очередным скандалом, всегда спешащие после работы женщины с маленькими детьми, что вечно хнычут и клянчат сладости.

Разница времён так больно ударила по нервам, что на глаза выступили слёзы. Смахнув их, я пошла домой. Если у меня есть ещё возможность провести время с родителями, то не надо её упускать.

Квартира встретила меня знакомым запахом греющегося на плите обеда, только сейчас я поняла, насколько сильно проголодалась. Странно для сна, но загружать себя очередными грустными мыслями не стала. Разувшись, прошла на кухню, там хозяйничала Алла:

- А, уже вернулась? Доставай себе тарелку, сейчас будем обедать, - она раскладывала на столе приборы, резала хлеб.

- Что на обед?

Сестра с тревогой взглянула на меня:

- Ты сегодня какая-то странная, сама же вчера у мамы котлеты просила с пюре.

- Точно, я забыла.

Алла подошла и положила руку мне на лоб:

- С тобой всё нормально, сестрёнка? Чудная какая-то. С Колькой поругались?

- Н-нет. Откуда ты про него знаешь? – не помню, чтобы я до окончания школы рассказывала родным о нашем романе.

Сестра усмехнулась:

- Я же не слепая. После школы кто тебя каждый день провожает? Кстати, почему сегодня одна?

- Так, настроения нет, - я достала тарелки и принялась раскладывать еду.

- Поня-я-я-тно, - промычала Алка, засунув в рот ложку с пюре, - точно поругались. Вот и у меня полная неопределённость, - она подпёрла щёку рукой и тоскливо взглянула в окно.

- Почему? – я не помнила, чтобы сестра откровенничала со мной.

- Что почему? Будто не знаешь. Ярик. Вот вроде нравлюсь я ему, но он не подходит. Ходит, глазами стреляет, а на танцах будто не замечает. Странные они эти мужчины.