Я собираю их в два мешочка. Белые плоские – в большой, а темно-серые выпуклые в маленький. Я сделаю из них панно, вставлю в круглую рамочку и подарю маме. Она обожает, когда я мастерю своими руками. Однажды я смастерила ей ловца снов – из ниток мулине и куриных перьев. Но Жозефина омрачил мамину радость. Кот засунул в ловца лапы, запутался и повис. И главное – при этом ни звука! Мы с мамой весь дом обшарили, а он висит под потолком и моргает. И никаких сигналов о помощи не подает!

Залив блестит, как огромная полоса расплавленного металла. На горизонте стоят паруса рыбачьих лодок.

– Мам, мы запишемся в художку?

Море шуршит о гладкие камни – они все поросли ярким мхом. А вдалеке – горы в густых белых облаках, как голые коленки после парной.

– Какая художка? Я школу-то нормальную не могу найти! Посмотрим.

Все ясно, мама опять не в духе.

– Я искупнусь, ладно?

– Только быстро. Нам еще на базар, пока не закрыли, – картошка кончилась.

А я вообще могу круглый год одними арбузами питаться! Разрежешь его пополам, а там – засахаренный мармелад! И ложкой его, ложкой, прямо из половинки – а на дне потом розовое озеро. Выпиваешь его со свежим батоном вприкуску – прелесть!

Я бегу в воду по крупному мокрому песку – он весь из маленьких разноцветных камушков, как из бисера!

– Эй, осторожней! Чуть ногу не отдавила, овца!

Я оглядываюсь:

– Извините, пожалуйста.

– Извините! Смотреть надо, куда прешь! – передо мной загорелая девчонка с длинными волнистыми волосами.

Какая красивая! Только лицо сердитое.

– Чего уставилась? Шевели колготками! Лифчик, смотри, не потеряй.

Она хохочет, запрокинув голову, как на сцене. А следом хохочут остальные девчонки, все в ярких бикини.

Просто мне купальник великоват. Мама купила на вырост, а он еще и растянулся.

Купаться уже совершенно не хочется. Я отплываю в сторону – подальше от этой компании и выхожу на берег.

Надо попросить маму купить мне новый купальник. На базаре можно найти не очень дорогой.

Когда я возвращаюсь на наше место, мама разговаривает с каким-то мужчиной. У нее все лицо и шея в красных пятнах. А у мужчины ничего такого, только гладковыбритый волевой подбородок.

– Здравствуйте, – говорю я мужчине и беру полотенце. Где-то внутри дребезжит маленький тревожный звоночек.

– Привет, – отвечает он и пристально на меня смотрит.

Мне неловко, кажется, я даже краснею. Когда мне неловко, я становлюсь горячей и слышу в ушах море. Хотя я его и так сейчас слышу – вон же оно, совсем рядом. А чего он уставился, как я вытираюсь? Еще в костюме на пляж явился, бред какой-то.

– Ты нас не представишь? – спрашивает он у мамы.

– Не вижу смысла. Собирайся, Валя, мы уже уходим.

– Ну хорошо, я тогда сам представлюсь, – говорит мужчина и откашливается в кулак. – Валя, я твой папа.

И так он это буднично сказал – так наш сантехник говорит, когда приходит чинить трубы:

– Привет, я сантехник.

Как будто я не знаю.

Мужчина точно таким же тоном это сказал. А мне показалось, в небе что-то взорвалось.

Баба Лиза срисовывает мне собачку из «Золотой книги сказок» Божены Немцовой.

– Не называй меня, пожалуйста, бабушкой. Особенно при дяде Арчиле, ладно?

– А почему? – мне вдруг становится обидно. – Ты же моя бабушка! Да? Моя?

– Ну, конечно, твоя, – улыбается баба Лиза. – Вот посмотри на меня.

– Я смотрю.

– Ну, что ты видишь?

– Я тебя вижу.

– А бабушку? Ты бабушку видишь? – волнуется бабушка.

И тут до меня доходит! Бабушки ведь какие? Седые и в платочках. В лучшем случае в огромных мохеровых шапках и пахнет от них котами или пирогами с капустой. А от бабушки пахнет французскими духами, и еще она носит длинный рыжий кудрявый искусственный хвост на голове. Это когда без шляпы.