В полумраке кареты можно было разглядеть только лицо невесты, сидевшей напротив, и старые пошарпанные кресла. Выглядывать наружу Эрику не хотелось. Что он там не видел? Дороги по всей империи были примерно одинаковые.

— Что вы спрашивали в тайной комнате? — чтобы не скучать, спросил Эрик.

— Когда меня измазали непонятно в чем? — уточнила невеста. — Хотела узнать про богов и их детей. Что там такого секретного?

— Ничего. Но это могли быть дорогие книги. Истории о богах и их потомстве обычно пишутся на самой лучшей бумаге, чтобы те самые боги не обиделись. Но и кожа на эти книги тоже идет недешевая.

— И что? — не поняла невеста.

— Их можно украсть. При содействии членов семьи, конечно. Украсть и продать.

— Вы намекаете на то, что Нейна разворовывала библиотеку с помощью этого, как его, Гордона?

— Все возможно. Или же ее родители боялись подобных действий со стороны дочери, потому и защитили магией самые дорогие книги.

Невеста что-то пробурчала, вроде не особо слышно, но Эрику показалось, что не все ее слова были цензурными.

— В вашем бывшем мире все ругаются? — спросил он.

— Нет. Но старые девы вроде меня, уставшие от работы и не имеющие личной жизни, часто слов не выбирают, — ответила невеста.

Новая информация не пришлась Эрику по душе.

— То есть вы ни разу не были замужем?

— Мало того, — хмыкнула невеста. — Я еще и ни разу ни с кем не целовалась. Вообще. Ну, если не считать приставаний Гордона в коридоре.

А вот это Эрику совсем не понравилось. Одно дело — очаровывать наивную дурочку или просто пожившую женщину, а совсем другое — пытаться найти подход к разочаровавшейся в жизни старой деве. Судя по ее поведению, она была в том мире или стервой, или синим чулком. Ни тот, ни другой тип Эрика не устраивали.

Нина, конечно, немного приврала. Целовалась. Дважды. В девятом и одиннадцатом классах. Но в первый раз одноклассник через неделю перешел в другую школу, в нескольких кварталах от этой, а во втором — на выпускном парень был сильно навеселе. Но так как ничего конкретного из поцелуев не получилось, Нина решила не вспоминать о них. Да и эффектней фраза прозвучала. Жених, услышав ее, серьезно задумался.

Нина довольно хмыкнула про себя. Ничего, пусть подумает, ему полезно. Может, что интересное надумает.

Сама Нина тоже погрузилась в размышления. Природа за окном ее не интересовала. Нина не особо ее любила, а карету трясло не очень сильно. Можно было и немного поразмышлять о ситуации, о будущем, о родственниках.

Если в родне Нины действительно были боги, то, значит, либо мать, либо отец — прямые потомки? Или даже дети богов? И в то, и в другое Нине верилось слабо. Оба ее родителя — детдомовские. Они, по мнению Нины, сошлись только на этой почве, сделали ребенка, поняли, что не могут жить вместе, слишком мало общего, и разбежались через несколько лет брака. Никакой информации об их родителях не имелось. Обоих подкинули в младенчестве. Фамилии были простыми и ничем не примечательными. В общем, зацепиться не за что. Да и не хотели ни мать, ни отец пытаться разыскивать родню.

Нина настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как уснула. Проснулась она от несильной встряски, но вполне чувствительной.

— Приехали, просыпайтесь! — послышался над головой голос жениха.

Ах, так вот кто ее тряс…

— Отпустите, — пробормотала Нина, борясь с зевотой.

Тихий смешок. И руки исчезли с плеч.

Нина открыла глаза, сонно поморгала немного, затем осознала, что карета стоит, а дверца открыта, и выглянула наружу. Они стояли на мощенной крупным камнем площадке возле здания, построенного  наполовину из камня, наполовину из дерева.