Не отвечаю. Потому что не могу.

Привет, паническая атака, давно не виделись. Шрам снова жжёт и щиплет как в первые дни, хоть и понимаю что это фантомная боль. Сил хватает только дышать.

Ну что за придурок? Зачем он это сказал? Качок понимает что-то не так, но слишком, возбуждён и плохо себя контролирует. Да что там, не контролирует вообще.

Отчаявшись меня дозваться, его руки и губы мечутся по мне хаотично и дёргано. Поймав практически безумный пропитанный похотью взгляд, понимаю: сексу быть. Даже если мне удастся справиться с панической атакой, объяснить.

Кай рычит, и заводиться ещё сильней. Больно тянет меня за волосы и запрокидывает голову, впивается в меня взглядом.

Закрываю глаза и стараюсь дышать глубже.

— Да посмотри ты на меня! Что за? Соколова? — его терпение на исходе. — Какого хуя? Ты говорить разучилась?

— Всё н-нормально.

Кай в таком состоянии, что всё равно не услышит и не поймёт, даже если я буду орать, что мне плохо и я ничего не хочу.

— Нормально, блть? — замирает на секунду, дышит как загнанный зверь, злиться. — Ладно.

Впечатывается в меня, резко разводит ноги в стороны.

Меня прибило от всего происходящего, он сам всё испортил, не хочу я так. Чувствую давление между бёдер, упираюсь ладонями в широкие плечи и инстинктивно стараюсь отстраниться.

Резкий рывок, тупая, прошивающая до позвоночника боль, шиплю не в силах принять его молча.

Снежинский замирает. Господи, как больно!

Да, ты всё правильно понял. Просто продолжай, чтоб это быстрее закончилось.

Новый толчок и боль становится сильнее. Какой ужас, как это вообще может, нравится?

Зажмуриваюсь, по щекам текут слёзы. Утыкаюсь носом ему в плечо, не хочу, чтобы он на меня смотрел.

Кая окончательно срывает, начинает двигаться ещё быстрее и резче. Шумно дышит, но, слава богу, больше не пытается смотреть на меня или целовать.

Трахает.

Мне, кажется, это длиться бесконечно долго.

Мои невольные стоны, его рычание, особенный тягучий запах. Комната мелькает калейдоскопом. Вдруг Кай с хриплым рыком делает особенно резкий выпад, кончает и падает на меня. Тяжело и сбивчиво дышит.

Сталкиваю его с себя. Между ног мокро и липко, противно тянет.

Схватив простыню, кое-как оборачиваюсь. Не смотреть, я не буду на него смотреть. И реветь при нём. Буквально сваливаюсь с кровати и на трясущихся ногах добираюсь до ванной. Щёлкаю замком.

Всё, теперь всё, можно выдохнуть.

Ловлю свой безумный взгляд в зеркале. Волосы взлохмачены, на щеках нездоровый румянец, глаза бешеные. Хочется орать и плакать. Меня трясёт так, что я сползаю с бортика ванны на пол, скулю от обиды и боли. Прикусываю кулак, стараясь взять себя в руки, надо помыться.

А дальше что? Не хочу его видеть, не хочу говорить с ним. Только не сейчас. За дверью слышны шаги, и какие-то метания. Мне страшно, что он будет ломиться в ванну и что-то выяснять. Хлопок двери. Вздрагиваю. Ушёл.

Спасибо, господи. Утыкаюсь носом в колени, реву. Кто ж знал, что у качка такой большой член, и болтливый язык. Ужасный секс. Утешает, что с ним он первый и последний.

9. Глава 8.

Кай

Какой нормальный мужик после секса думает о нём ещё сутки? Это что за х*йня?

Причём о плохом сексе. Это вообще что было? Соколова не кончила, сам кончил кое-как, чисто механически.

Кто знал, что она окажется девственницей?

Я думал, такое только в фильмах бывает. Двадцать первый век на дворе и ей восемнадцать. Да сейчас школьники лет с тринадцати начинают трахаться, и к восемнадцати у всех уже приличный стаж.

Как она умудрилась остаться целкой? Ещё и в интернате? Просто ох*еть.