Я начинаю хрипеть, в ушах шумит. В салоне моментально становится душно и напряжённо.

— Д-да, — выдавливаю сипло, панически боясь услышать, что ему от меня нужен вовсе не выкуп.

Эта мысль приходит мне в голову только сейчас, навеянная хищной, удовлетворённой усмешкой, тронувшей уголок его рта. Цыган ослабляет хватку, и я с жадностью хватаю ртом воздух. Молча. Не рыпаясь. Как было велено.

Лачо неумолимо приближает лицо, провоцируя ненависть к собственной беспомощности и невольное восхищение его беспрецедентной наглостью. И тогда происходит то, чего я от себя вообще не ожидаю — моё тело на него реагирует. Запуганная, дрожащая от злости и унижения, я вдруг испытываю возбуждение…

Я знаю только одного мужчину, кому настолько начхать на персону моего отца. И тот оставил о себе такие яркие воспоминания, что теперь это поверхностное сходство пускает по венам голод до новых прикосновений.

Непроизвольно вжимаюсь спиной в кресло, но губы Лачо замирают на расстоянии выдоха от моего уха.

— Поясню пару важных моментов. Первое, домой ты уже не вернёшься. Сбежишь — догоню, и разговор у нас будет уже совсем другой. Так что нехрен доводить до греха. Я бы мог за тобой поухаживать, но сама понимаешь, это только формальность. Фактически я тебя присвоил. Второе, привести домой пленницу я не могу. Это будет неуважением к самому барону. В дом ты должна войти исключительно как моя женщина. Поэтому ты сейчас без слёз, без истерик даёшь мне себя трахнуть. Вопросы есть?

Вопросы?

Да у меня даже слов нет! Одни маты...

Боже, он же это всё говорит на полном серьёзе. Двадцать первый век и такая дикость! Похитить и трахнуть. Видно, крыша у этого цыгана капитально поехавшая.

— У меня есть шанс отказаться? — мой хриплый от напряжения шёпот царапает пересохшее горло.

Тьма в его глазах загорается нехорошим огнём, убивая надежду на утвердительный ответ.

Но Лачо кивает.

— Как?

Он отнимает руку от моего горла и недолго что-то ищет во внутреннем кармане куртки. Перед моим лицом появляется какая-то старинная тусклая монета.

Золотой диск перекатывается на согнутых пальцах от указательного до мизинца и обратно...

— Подкинем монетку. Выпадет решка — я разблокирую центральный замок и беги на все четыре стороны. Но если будет орёл... — Он понижает голос, срывая мои мысли в истерику. Берёт леденящую паузу и негромко заканчивает: — Я волен делать с тобой всё, что в голову взбредёт.

Игра смуглых пальцев завораживает, выжимая разгон сердца до максимума.

Это безумие. Чистой воды сумасшествие, надеяться, что при такой ловкости рук, выпадет то, что надо мне, а не ему. Но разве есть из чего выбирать?

— Можно... Можно я сама подброшу? — с подозрением смотрю на него исподлобья.

Лачо протягивает мне монету, зажатую между средним и указательным пальцами. Держит крепко и чтобы забрать её, мне приходится до него дотронуться. В наэлектризованном воздухе мерещится треск тока. Как в момент, когда мы столкнулись в дверях студии. Только в этот раз я уже не испытываю прежнего пренебрежения. Мне страшно. Всю жизнь мне вбивали в голову, что я неприкосновенна, но сейчас цыган, с которым при иных обстоятельствах я бы не стала даже разговаривать, безнаказанно может творить со мной всё, что душе угодно.

Быстро подкидываю монетку, накрываю сверху ладонью и на несколько долгих мгновений забываю, что умею дышать.

— Орёл... — произношу, испытывая разочарование, расстройство и ещё что-то... тёмное, неправильное, в чём копаться совершенно не хочется.

— По-другому быть не могло.

Смысл его слов... — реальный смысл! — улавливаю не сразу. Всё его чёртовы глаза!