«И до чего же был обаятелен наш Государь Император Николай II! Оба раза, когда мне пришлось, и довольно подолгу, с ним разговаривать, это обаяние его, простота, ласковый взгляд незабываемых серых глаз меня завораживали и оставили память на всю жизнь. Очень многое было в этом взгляде: и желание довериться, поверить до дна говорящему с ним, и печаль, некая тревога при кажущемся достойном спокойствии быть на страже, не сделать “гафа ”, и отнестись просто к человеку – все это чувствовалось в этом прекрасном, благородном, гонимом, задерганном Государе, которого, казалось, не только заподозрить в чем-либо плохом, но и обидеть чем бы то ни было, было бы преступлением, когда ему и так было тяжело от тяжести Мономаховой шапки» (Князь Сергей Щербатов).[32]

А.А. Вырубова писала: «Люди, предубежденные против него, и те при первом взгляде Государя чувствовали присутствие Царя и бывали сразу им очарованы. Помню прием в Ливадии земских деятелей Таврической губернии: как двое из них до прихода Государя подчеркивали свое неуважение к моменту, хихикали, перешептывались, – и как они вытянулись, когда подошел к ним Государь, а уходя, расплакались. Говорили, что и рука злодеев не подымалась против него, когда они становились лицом к лицу перед Государем».[33]

Одним из самых распространенных мифов является миф о «слабоволии Николая II». Этот миф базируется на абсолютно нелепом представлении «о воле» как об обязательно насильственном, резком и жестоком образе действий. Между тем, как раз подобные черты часто присущи людям слабовольным, прячущим за внешними «волевыми» поступками неспособность к проведению своих решений иными методами. Нечего говорить, что исключительно волевые решения далеко не всегда отвечают интересам дела и тем более далеко не всегда справедливы. Конечно, иногда жесткий волевой поступок государственного деятеля полностью оправдан и необходим. Но в проведении каждодневной государственной политики постоянные «волевые» решения, «сотрясания кулаком» приводят только к издерганности и страху государственного аппарата и общества. Какой-то период, как временное вынужденное явление, такая система может давать результаты, но когда она становится основой жизнедеятельности государства, ее результатом всегда будет последующая катастрофа.

Несомненно, Император Николай II обладал сильной волей. «Государь имел также упорную и неутомимую волю в осуществлении своих планов. Он не забывал их, постоянно к ним возвращался, и зачастую, в конце концов, добивался своего. Иное мнение было широко распространено потому, что у Государя, поверх железной руки, была бархатная перчатка. Воля Его была подобна не громовому удару, она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана: он огибает препятствия, отклоняется в сторону, но в конце концов, с неизменным постоянством, близится к своей цели» (С.С. Ольденбург)[34].

«Достаточно вспомнить общеизвестные факты, сопоставить достоверные показания и задуматься над непомерной тяжестью монаршего служения, огромной ответственностью, нравственными испытаниями, мучительной душевной трагедией Государя, вызванной болезнью Наследника и, наконец, всеми переживаниями в годы войны и революции, закончившимися мученическим восходом на Голгофу, чтобы понять, что пройти этот тягостный жизненный путь с таким достоинством и смирением, как прошел его Государь Император Николай Александрович, мог лишь человек, обладавший не только исключительно сильной волей, но и несравненно более ценным Божьим даром – необыкновенной духовной силой, возвысившейся до святости»