Мы с Полинкой бежали по пустому коридору, и молились, чтобы старик подзадержался где-нибудь в пробке. Или просто еще не вернулся с утреннего собрания. Остановившись у аудитории, я осторожно постучала и приоткрыла дверь.

Вместо чокнутого профессора, на трибуне стоял ОН, тот мужчина из клуба. Гладко выбритый, в идеально подобранном костюме, с аккуратно причесанными волосами. Ни помятости на лице, ни похмельной боли. Мне даже показалось, что я обозналась.

— Извините, можно? — всунулась Полинка.

Мужчина посмотрел на нас с интересом, как на мартышек сбежавших из клетки. Затем дернул рукой, обнажив часы на широком запястье, покачал головой и кивнул.

— Ваши фамилии, юные леди?

Под коленкам пробежали искры, и сердце пустилось галопом. Какого черта он делает в моем университете? Неужели он будет вести у нас? Этого еще не хватало!

— А где Лохматов? — спросила я зачем-то.

— Валентин Иосифович скончался сегодня ночью.

— Как скончался? — продолжала тупить я, хотя Полина уже дергала меня руку, утягивая к нашему столу.

Новый препод оскалился, обвел студентов взглядом изящного дьявола.

— Понимаю, как вы все скорбите по нему, но давайте уже начнем лекцию?

Артем

Мое утро началось с головной боли и настойчивого звонка проректора.

— Иосифович скончался, — прохрипел он в трубку таким голосом, будто ему на самом деле было жаль маразматика.

С Петром мы были знакомы довольно давно. Наши отношения находились на том уровне, где не нужно изображать скорбь. Хотя хрен знает, существует ли вообще человек, который бы скорбел по Лохматову. Я помню этого засранца с тех пор, когда сам был студентом. Эдакая бородавка отравляющая жизнь всем вокруг.

— Я разделяю твою радость, но не слишком ли рано для звонка? У меня пара в два.

— Как ты можешь так говорить? — ужаснулся Петр. — Лохматов конечно сволочь, но все же…

— Но все же даже такая тварь способна на добрые дела, — перебил я его. — Давайте поблагодарим Вафлентина Иосифовича за то, что он сделал нам подарок, скончавшись тихо от чего-то там.

— Артем!

— Я спать.

Сбросив звонок, я собирался еще часок подремать, но разве от Петра отвяжешься так быстро. Он перезвонил снова. И снова. И снова. Пока наконец не вывел меня из себя.

— Алло! — прорычал в трубку.

— Жопу поднял с постели и приехал в универ! — заорал в ответ Петя. — Я замолвил словечко, тебе кафедру Лохматова отдадут.

Просто охренеть! Вот так новость! Зав.кафедрой — это хоть и не декан, но все же лучше простого препода.

— Человек еще не остыл, а ты уже горшок кутьи умял! — удивился я. — Красава!

— Хорош паясничать, — чуть смягчился мой благодетель. — Шустрее давай. Пока ректор на голову малость ошалевший .

— И все же, какая интересная жизнь! Вроде бы трагедия, а на душе так хорошо! — я сладко потянулся в постели с блаженной улыбкой. — Через пятнадцать минут на месте.

Петька сделал все правильно, красиво и четко. Пока остальные показушно сетовали, что страна потеряла «такую светлую голову», а другие грызли ногти, обдумывая, кто займет место почившего, я подписывал документы. Быстро и под шумок. С моральной стороны выглядело это не очень красиво, но по итогу мы втроем остались довольны: Петя еще раз получил возможность подрочить на собственное превосходство, ректор — человека, на которого можно было спихнуть оставшиеся после старика дела, а я прибавку к зарплате, завистливые взгляды коллег и геморрой в виде тонны неразобранных папок. Правда меня несколько напрягало изменение в расписании. У Лохматого лекций немного, но они все стояли утром. Ему-то нормально было, поди бессонницей мучался, а вот у меня со сном все в порядке. Да это мелочи. Зато лица студентов, в момент, когда сказал им что теперь физику веду я, буду вспоминать с теплотой еще год точно. Они радовались тихо, пряча улыбки, шушкаясь. Еще слишком молодые и пугливые для откровенной радости чужой смерти. Правда в группе все же нашлась одна паршивая овца. Явно его любимица. Раз опоздала минут на десять, что совершенно немыслимо, зная, как Лохматов терроризировал студентов. Девчонка сначала стояла и мямлила тупое «а чего?», «а почему?», «а как?», а затем всю лекцию сверлила меня взглядом, словно это я грохнул профессора. Вот терпеть таких не могу! Красивые и глупые, подлизываются к преподам, а потом ножками топают, когда фавор заканчивается. Ох, давить ее нарочно, я бы не стал. Но и спуску этой кукле решил не давать.