– Отставить веселье, – вмешался Завадский, услышавший смешки в строю, – продолжайте перекличку, а опоздавших накажите своей властью.

– Так точно, ваше благородие! – вытянулся старый служака. – Будьте покойны, не возрадуются.

После построения фельдфебель подозвал к себе провинившихся и, не долго думая, отпустил Шматову крепкого леща, от которого тот отлетел в сторону. Затем обернулся к Будищеву и с угрозой в голосе спросил:

– А теперь говори как на духу, где были?

– Сапоги искали, – стиснув зубы, ответил Дмитрий, держа руки по швам.

– Вместе со студентами?

– Они нас только подвезли немного.

– Куда подвезли?

– До соседней деревни. Тамошний сапожник взялся сапоги Шматову стачать недорого.

– Тьфу! Не могли в Семеновке сговориться?

Весь вид Будищева выражал искреннее раскаяние, дескать, не догадались. Фельдфебель в ответ только покачал головой, потом показал провинившимся два пальца, показывая, сколько каждый получит внеочередных караулов, и махнул рукой.

– Ступайте, да смотрите больше не попадайтесь!

Едва муж повез квартирующих у них солдат в город, Ганна, принарядившись, направилась навестить куму. Совсем уже оправившаяся после болезни Оксана снова осталась одна. Она была уже большой девочкой и понимала, куда именно направилась мачеха. Но она к тому же была неглупой и потому помалкивала о своих догадках. К тому же она любила одиночество и была даже немного рада, что дома никого нет.

Присев на скамейку в своем углу, Оксана открыла свой сундучок и принялась перебирать содержимое. Вот тяжелые мониста, доставшиеся ей от матери. Вот ленты, привезенные из города отцом. Вот деревянная куколка, искусно вырезанная нескладным солдатом Федей. А вот ее главное сокровище – маленькое овальное зеркальце с ручкой. Это его подарок. Дмитрия. Ей до сих пор никто ничего не дарил, кроме отца, разумеется. Дмитро, как она его называла, очевидно, тоже не собирался, но заметив, как она наблюдает за его бритьем, понял это по-своему и, закончив, протянул зеркальце ей. Восхищение девушки, впервые увидевшей свое отражение не в ковше для умывания, было так велико, что он засмеялся и махнул рукой, дескать, дарю.

Вдоволь налюбовавшись на себя, она отложила зеркало в сторону и задумалась. Оксана знала, что русские солдаты скоро отправятся на войну с турками и что, скорее всего, Дмитро она больше не увидит. Это печалило ее, но девочки в ее возрасте не умеют заглядывать в будущее слишком далеко. Она просто думала, что их постоялец самый красивый, храбрый и добрый человек, которого она только знала. И если бы они вместе прошли по улице, держась за руки, все знакомые девчата ахнули бы от зависти. Ее мечты были, впрочем, бесхитростны и целомудренны и не шли дальше этого. Но и от них так сжималось сердце и сладко ныло в груди, что девочке казалось, что она вот-вот задохнется. Однако на грезы у нее было не так много времени. Мачеха ушла, а хозяйство ждать не будет, и Оксана побежала управляться со скотиной. Задав корму животным, девочка вышла из хлева, и вдруг сердце ее екнуло. Прямо на нее смотрел тот самый солдат, что напугал ее зимой. Все та же неестественная улыбка и недобрый взгляд. Все те же короткопалые, заросшие рыжими волосами руки. Если на Дмитрии форма сидела как влитая и казалась очень красивой, то этого солдата мундир делал просто отвратительным. В нем он выглядел представителем какой-то неведомой злой силы и потому казался еще страшнее.

– Ну, что ты испугалась, глупая, – сказал он каким-то скрипучим голосом, – я тебе гостинца вот принес…