– Не окажете ли вы мне честь, подарив первый танец?

Он услышал, как за его спиной изумленно ахнула Марджори. Сестра знала, что он терпеть не мог танцы и всячески стремился их избегать.

Леди Маргарет несколько мгновений пристально смотрела на него, и казалось, ее золотистые глаза вот-вот прожгут в нем дыру. Йен решил, что она откажет ему: похоже, именно сейчас она была настроена объяснить его сестре, что о ней думала, – но это никому не пошло бы на пользу, и леди Маргарет в том числе. По-видимому, она тоже это поняла, поэтому наконец-то утвердительно кивнула.

Что ж, надо будет попозже кое-что объяснить сестре. Йен не сомневался, что он избавил ее от беседы, которую она забыла бы не скоро.

В тот самый миг, когда нежная рука леди Маргарет прикоснулась к его руке, Йен понял, что совершил ошибку. Пусть лучше бы его безголовая сестрица получила публичную словесную порку. А он вместо этого открыл ящик Пандоры!

Ему показалось, что в него ударила молния – гипнотическая молния, – привлекла их друг к другу и связала воедино.

В груди что-то защемило, легкие отказались дышать, а сердце, наоборот, заколотилось втрое быстрее. Йен лишился способности соображать, оказавшись всецело под властью женских чар. Он забыл, что танцует, равно как и то, что терпеть не мог танцы. Он не слышал музыки и не понимал, что вокруг люди. Ведя партнершу в танце, он не мог отвести глаз от ее лица. Нежная щечка, слегка вздернутый носик. И необыкновенно чувственные губы.

Проклятье! Она так красива, что на нее больно смотреть. И Йен действительно чувствовал боль: во-первых – в груди, во-вторых – в другой части тела, которая налилась жаром и стала твердой как камень. Этой части тела явно было наплевать на то, что они находятся в зале, переполненном людьми.

Йен двигался словно околдованный. Он был как во сне, в тревожном горячечном сне, в котором чувствовал могучее притяжение, заставлявшее его кровь вскипеть.

Их тела двигались в едином ритме, и не было необходимости в словах. Они говорили взглядами, прикосновениями, каждым ударом сердец.

Так продолжалось до тех пор, пока музыка не стихла.

Музыка стихла? Проклятье! Йен отпустил девушку так внезапно, что она тихонько ахнула и тотчас отпрянула. На ее лице застыло удивление. И казалось, даже, что она чем-то потрясена.

– С-спасибо, – пробормотала она, часто дыша. Ее губы чуть-чуть приоткрылись…

Боже правый, какие же они нежные и чувственные, эти губы! Йен ощутил прилив желания, такой сильный, что стало трудно дышать. Он жаждал накрыть эти восхитительные губы своим – и больше ни о чем не мог думать. Он уже потянулся было к манящим его губам, но тут рассудок к нему вернулся, он вспомнил, где находится, и остановился.

Ад и проклятье! Вероятно, он произнес эти слова вслух. Что это было? Человеку, считающему себя сдержанным и рассудительным, не пристало задавать подобные вопросы. Но он был не в силах мыслить связно. Впрочем, и бессвязно – тоже. У него голова шла кругом.

Резко кивнув, он удалился. Пока еще мог.

Сердце Маргарет билось так часто, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. И она по-прежнему дрожала.

Но что же с ней такое?

Все ее чувства в одночасье ожили, и она, охваченная паникой, не знала, что с этим делать. Не в силах взять себя в руки, Маргарет вышла из зала. Ошеломленная произошедшим, она чувствовала, что готова разрыдаться. То, что с ней произошло… О, это было не медленное пробуждение чувств и эмоций, доселе дремавших, нет, это походило на звон церковного колокола – громкий, настойчивый, раскатистый…