– С богом! – сказала Ирка, выступая на крыльцо флигеля с лыжной палкой в одной руке и с ведром в другой.

Нам повезло: оказалось, что бегущий кролик оставил в мягком снежном покрове борозду, которую еще не успел полностью сгладить свежевыпавший снежок. Если подсветить фонариком и приглядеться, канавка была неплохо видна. Она была прямой как стрела и вела от нашего крыльца к калитке на заднем дворе.

– И куда его понесло? – удивлялась Ирка, неотступно следуя вдоль канавки. Она щурилась, низко пригибалась к земле и была похожа на Чингачгука, упорно идущего по следу вопреки острому приступу радикулита. Или, с учетом ведра в руке, на фронтовую медсестру, бегущую под вражеским обстрелом к реке за водицей для раненых бойцов. – Неужели прямиком в горы побежал?

– Нормально он побежал, лучше уж пусть в горах лютует, чем у нас во дворе, – рассудила я.

– Это верно, – согласилась подруга. – Опять же, компанию с двумя покойниками мы оставили в стороне, незаметно прошли мимо, это радует. О! Смотри-ка, канавка закончилась!

Мы остановились у ямки, обозначившей неожиданный финиш, и задумались.

– Наверное, тут Точилка вырыл нору и залез в нее! – предположила Ирка. – Давай мы его раскопаем.

Она поставила в снег пустое ведро и двумя руками, как лом, взяла лыжную палку, собираясь с размаху вонзить ее в предполагаемую кроличью нору, но тут я заметила на колючке проволоки, пропущенной поверху сетчатой ограды, особо крупную снежинку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении клочком белого пуха.

– Ирка, раскопки отменяются! – Я обрадовалась, потому что землеройные работы меня никогда не привлекали. – Точилка перепрыгнул через забор!

– Перепрыгнем и мы! – азартная подруга вскинула лыжную палку, как шест, и попятилась, чтобы было место для разбега.

– Зачем же прыгать? У нас ключи есть! – напомнила я и открыла калитку ключом из благоразумно прихваченной связки.

За забором канавка продолжалась, круто загибаясь буквой «Г». Теперь борозда вела вдоль ограды и имела вид пунктира, словно кролик сменил размеренное поступательное движение на короткие прыжки.

– Или же он кувыркался через голову, радуясь своему освобождению, – сказала Ирка.

След привел нас от одной калитки к другой. Прямо за чужой калиткой было высокое крыльцо, и ямки, оставленные, как мы думали, кувыркающимся кроликом, заканчивались под резной дубовой дверью в две створки.

– Я смотрю, Точилка верен себе! – сказала по этому поводу Ирка. – Ты помнишь, каким образом он попал к нам? Вот так же неожиданно возник поздним морозным вечером на пороге моего дома! Видно, это его фирменный стиль, специфическая манера перемещаться от одного семейного очага к другому.

– Такой кочевой бурундаец, – поддакнула я и придавила пальцем кнопочку электрического звонка на заборе. – Надо предупредить добрых людей, какого монстра они пригрели!

Ольга Сергеевна и Ефим Михайлович Маримановы на ночь глядя пили на кухне чай с пирогами, которые испекла приходящая кухарка Маша. Генерал очень любил эту позднюю трапезу, уверяя, что чай с медом прекрасно успокаивает нервную систему и способствует хорошему сну. Его супруга могла бы на это сказать, что пироги с курагой компенсируют положительное влияние чая с медом, расстраивая генеральское пищеварение, что никакому сну уже не способствует. Однако Ольга Сергеевна была женщиной мудрой, поэтому по мелочам с супругом не спорила.

Впрочем, она все-таки попыталась вразумить Ефима Михайловича, живо вообразившего себе досрочное наступление весны.

– Смотри, Фима, всюду снег! – плавно поведя рыхлой белой рукой в сторону незашторенного окна, сказала она. – Это зима! Вот на пригорке снеговик стоит. Ты когда-нибудь видел снеговиков весной?