– Ага, – ответил он, и лицо его просветлело. – Раз ты начала молоть всякую чепуху, значит, тебе получше. Тебе и вправду лучше, а, англичаночка?

– Да, – ответила я.

Выпрямилась и огляделась. Сады Версаля были открыты доступу публики, и по дорожкам и аллеям, странно контрастируя с придворными в разноцветных туалетах, прогуливались небольшие группки торговцев и мастеровых, радовавшихся теплой погоде.

Внезапно двери ближайшей террасы распахнулись, и в сад, весело болтая, высыпала целая толпа гостей. К ним тут же присоединились новые гости – они вышли из двух огромных карет, которые, как я заметила, сразу укатили к конюшням.

Это была большая группа мужчин и женщин, одетых, в отличие от придворных, довольно скромно. Однако внимание мое привлекла скорее не их внешность, но речь. Когда несколько человек болтают по-французски, издали звуки их речи напоминают кряканье уток или же перекличку гусей с характерным носовым прононсом. Английская же речь более плавная, медленная, без резких подъемов и спадов интонации. Доносящаяся издали, когда неразличимы отдельные голоса, она напоминает монотонный хрипловатый, но дружелюбный лай сторожевой собаки. И вот общий звуковой эффект, создаваемый этой группой, направлявшейся прямо к нам, был следующий: гогот гусей, которых гонит на базар стая собак.

Итак, хоть и с запозданием, гости из Англии все же прибыли. Их вежливо провели в сад, пока прислуга на кухне торопливо готовит для них новый обед и накрывает стол побольше.

Я с любопытством взирала на эту группу. Герцога Сандрингема я, разумеется, знала: мы встречались с ним в Шотландии, в замке Леох. Его фигуру с бочкообразной грудью можно было различить издали, он бодро вышагивал рядом с Людовиком – модный парик слегка сдвинут набок, весь вежливое внимание.

Большинство сопровождающих были иностранцами, хотя мне показалось, что изысканно одетая дама средних лет не кто иная, как герцогиня Клейморская. Ее, насколько мне было известно, ожидали во дворце. Ради этого случая даже доставили из загородного дома королеву, которая обычно проводила там дни, предоставленная самой себе. Она разговаривала с почетной гостьей, нежное лицо раскраснелось от волнения – еще бы, для нее этот выход в свет целое событие!

Тут внимание мое привлекла молоденькая девушка, идущая следом за герцогиней. Довольно просто одетая, она тем не менее отличалась такой поразительной красотой, что выделялась в любой толпе. Небольшого роста, с хрупкой, однако не лишенной приятной округлости фигуркой, с темными блестящими ненапудренными волосами и поразительно белой кожей. Щеки горели румянцем, отчего лицо напоминало лепесток цветка.

Цвет ее лица напомнил мне о платье, которое некогда, в те, прежние времена, было моим любимым – легкое хлопковое платье с красными маками на светлом фоне. При мысли о нем вдруг с такой остротой вспомнился родной дом и прежняя жизнь, что я ухватилась за край мраморной скамьи, а глаза защипало от слез. Наверное, причиной тому этот беглый, так знакомо звучащий английский, которого я не слышала за долгие месяцы скитаний по Шотландии, да и во Франции, разумеется, тоже. От этих визитеров пахло родным домом.

И тут я увидела его. Кровь отхлынула у меня от лица, пока глаза недоверчиво обегали точеную голову с гладкой прической из темных волос, так резко выделявшейся на фоне напудренных париков. Казалось, в голове тревожно зазвенел колокольчик, звон все разрастался и превратился в вой сирены, пока я боролась с собой, отказываясь верить тому, что вижу. Такая знакомая линия носа…