Пока она размышляла о прелестях нехитрого человеческого существования, из подъезда вывалился бледный Петр Вениаминович, но до целительных тополей не добрался – стравил сразу же на клумбу, забыв, что та являлась эстетическим достоянием двора образцового содержания.

– Эк тебя, Вениаминыч! – посочувствовала воскресшая на свежем воздухе Сидорова, а потом решительно заявила: – Как хочешь, а я туда больше ни ногой. Мне моя жизнь дорога, будь там хоть два трупа…

И только управдом Гаврилов собрался сообщить, что никаких трупов в квартире не обнаружено, как его вырвало еще раз, и он мысленно поклялся запретить разведение домашних животных в квартирах вверенных ему граждан из двадцать четвертого дома на Западном бульваре, что недалеко от железнодорожного вокзала «Кушмынск-Центральный».

В итоге самыми выносливыми оказались участковый Куруськин и несгибаемая Нина Жданова, ради справедливости готовая на немыслимые жертвы.

– Брысь! – прикрикнула она на разлегшихся на диване кошек и смело потянулась к груде тряпья, которое, видимо, служило одеялом для депортированной из квартиры Соболевой.

– Не трогайте! – прошипел лейтенант, разглядевший под разномастными тряпками контуры человеческого тела. – Там кто-то есть.

– Где? – с ходу не поняла Нина Жданова и на всякий пожарный отошла от растерзанного кошками дивана в сторону.

– Там, – прошептал участковый, надел фуражку и аккуратно, двумя пальцами отогнул край тряпичной кучи. Так и есть – под ней мирно посапывал бородатый мужичонка в линялом фиолетовом трико и затрапезной майке с надписью «Олимпиада-80».

Прокашлявшись, участковый приступил к процедуре выяснения личности:

– Гражданин!

Гражданин в ответ даже не пошевелился. Куруськин нагнулся, принюхался, но, как ни странно, перегара не почувствовал. Видимо, по сравнению с устойчивым запахом кошачьих меток и экскрементов он был неуловим. Но он был! На что имелся ряд документальных свидетельств, подписанных полным составом приглашенных понятых: товарищами Гавриловым, Сидоровой и Ждановой.

– Гражданин! – повысил голос Куруськин, а преданная делу порядка Нина Жданова повторила слова участкового, но в доступной ей форме:

– Мужик, ты чё? Спишь тут, а?

Мужичонка с трудом приоткрыл один глаз и с умилением протянул:

– Ма-ань…

– Какой это тебе «Мань»? – возмутилась старшая по подъезду. – Не видишь? Мильционер это! Видали, тарщ участковый, до чего люди нажираются? Бабу от мужика отличить не могут…

– Предъявите ваши документы, гражданин, – со всей строгостью потребовал лейтенант и протянул к бородачу руку.

– Ма-ань! – заорал тот в ответ и приподнялся на локте. – Где у нас документы?

– Нету Мани твоей, – известила мужичка Жданова. – В утиль свезли вместе с кошками.

– Нет, – покачал головой бородач и точно определился в своих симпатиях: – Начальник, ты это… бабу не слушай. Маня придет…

– Не придет твоя Маня, – участковый не выдержал и прикрикнул на мужика. – Увезли твою Маню… Нету… Все!

– Как увезли? – заволновался мужичок. – Куда?

– За кудыкину гору! – вмешалась Жданова и грозно предупредила: – Оттуда, мил-человек, не вертаются.

Бородач приподнялся, спустил ноги с дивана и сел, натянув на плечи грязное тряпье.

– Ну чё, протрезвел? – усмехнулась Нина и покосилась на участкового. – Ты вообще, мужик, чей? Не Марфин ли сожитель?

Бородач отрицательно помотал головой и передвинулся к краю дивана.

– Гражданин! – Куруськин вернулся к своим прямым обязанностям. – Вы это… вставайте и пройдемте со мной для выяснения личности.

– Подожди-ка, Анатолий Сергеич, – процедила старшая по подъезду и, по-гренадерски вытянувшись вверх, рявкнула: – Так, мужик, слушай меня. Ты кто? Не помнишь? Щас вспомнишь! Щас тебя в бобик засадют и куда надо отвезут. Здесь не общага – без паспорта жить! Шевелись давай, пьянь!