Я хотела отказаться. Зачем мне смотреть на этого человека? Говорить не может, от реальности отстранен. Ему даже предъявить нечего, не поймет же. Что делать? Потоптаться и уйти? Но лекарь уверенно вел меня между палат, забитых больными, меж стен, что напитаны людскими страданиями.

Нехорошо как-то отказываться на половине пути.

Дверь была заперта на ключ. Поворот, и мы очутились внутри пустой комнаты. Такой крошечной, словно её оборудовали в чулане. Здесь стояла кровать, и всё. Из зарешеченного окна над самым потолком лился солнечный свет.

Мужчина сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Взгляд его был пуст и отрешен.

Ему гладко выбрили лицо, и сейчас оно казалось еще уже, ещё острее, чем прежде.

Я смотрела на того, о ком не переставала думать все эти дни.

— Здравствуй, — сказала негромко. — Ты меня узнаешь?

Не отреагировал.

Что же с ним случилось?..

Молчание тянулось нитью, прорезая горло, мешая дышать.

— Мы держим его в одиночной палате, — объяснил лекарь. — Не знаем, чего ждать, если он придет в чувство. Но не беспокойтесь. Он не причинит вам вреда в моем присутствии, — в доказательство своих слов крутанул запястьем, и из-под пальцев его посыпались магические искры. — Всё под контролем.

Он выплел оберегающую руну, но сам остался в дверях. Я двинулась к мужчине. Шаг за шагом. Звуки казались недопустимо громкими и резкими, они дробили барабанные перепонки. Но мой спаситель — или убийца?.. — даже не шелохнулся. Не дернулся. Он редко моргал и смотрел в пол.

Что с ним?

Я помнила, как он глянул на меня, стоило ему услышать мой голос. Этот взгляд, темный, засасывающий. Живой. Помнила голос, что заставил содрогнуться стены.

Сейчас передо мной сидело жалкое подобие человека. Пустая скорлупа.

— А что шрамы? — спросила хрипло, обращаясь к лекарю.

— Древняя письменность, — отрапортовал тот. — Это всё, что мне известно. Я видел такие руны в храмах. Но перевести их — целая мука.

— Кто-нибудь занимается переводом? — сглотнула, поборов глупое желание коснуться набухших полос пальцами.

— Нет. Кто будет этим задарма заниматься?

Не поспоришь. Кого волнует этот человек? Поисковикам нужна только найденная мной диадема. Стражники не будут тратить время на какого-то полуживого путника..

Просто ещё один безумец, что обитал в шахтах.

Откуда тогда это истощение? Почему стихия взбунтовалась от его слов? Связан ли он с диадемой? Что означают его шрамы?

Неужели эти вопросы тревожат только меня?!

Моя интуиция взвыла: оставь это, не лезь, перестань, ты всё равно ничего не сможешь сделать. 

— Мне нужно идти, — прошептала я лекарю, выбегая из палаты.

Сердце перестало молотить по груди только когда вновь щелкнул замок, отсекая маленькую палату от внешнего мира.

— Как долго он пробудет в лечебнице? — Мой голос звучал глухо. 

— Неделю или две. — Лекарь пожал плечами, запер дверь на ключ. — Всё зависит от того, как организм восстановится от магического истощения.

— А потом?

— Если найдутся родственники – отдадим им. Сами понимаете, гильдия правопорядка им не заинтересовалась, а нам он без надобности. Других больных девать некуда.

— А если родственники не найдутся? Если он так и не заговорит?

Парень безрадостно развел руками. Мол, мы бы и рады держать вашу «находку» вечно, да только не можем.

— Если уж совсем никого не найдется... в Доме скорби примут любого.

Стало так жутко, что скрутило внутренности. В этих домах люди гибнут. Никто о них там не заботится, и они гниют заживо без возможности спастись. Кто способен трудиться, пашет с утра до ночи за краюху хлеба. Обитатели домов даже бесправнее рабов, ибо у последних хотя бы есть хозяева, которые предпочитают не портить «вещь», за которую заплачены деньги.