Очевидно, что Маркс и Христос оперируют иным представлением об истине, нежели их оппоненты. В случае Христа тезис общеизвестен: «Не человек для субботы, но суббота для человека», в случае Маркса дело обстоит точно так же. Особенность историософского (это заезженное слово, ставшее пустым; в данном случае слово «историософский» обозначает такой подход к историческим фактам, который формирует категориальное суждение о реальности) анализа Маркса в том, что он использует лишь те категории, которые добываются из самой истории. Эта фраза звучит парадоксально, поскольку философская категория – понятие, вообще говоря, идеальное; однако Маркс добывает категории опытным путем (об этом методе А. Зиновьев написал работу «Восхождение от абстрактного к конкретному», Г. Лукач посвятил этому методу много страниц). «Абстракции сами по себе (цитата из ранней работы Маркса «Немецкая идеология») не имеют ровно никакой ценности. Они могут пригодиться лишь для того, чтобы обеспечить упорядочение исторического материала». Процесс формирования категорий и оснований исторического суждения – именно этому посвящен первый том «Капитала» – имеет ту особенность, что действительности и истории не существует отдельно от нашего сознания. Само сознание, сам процесс мышления также является компонентом той самой реальности, которая должна стать основанием для выработки суждения о реальности.

Знаменитый раздел первой главы «Капитала», посвященный товарному фетишизму (тот самый раздел, про который Ленин говорил, будто его невозможно понять, не освоив предварительно Гегеля), является основанием для философского понимания политэкономии Маркса – Маркс использовал термины политэкономии как философские категории, в этом особенность данной книги. Политэкономия – есть реальность капиталистических расчетов; философия – абстрактное категориальное мышление; Маркс их сопрягает. Можно пояснить этот метод на примере картин Сезанна. Как известно (постулировано многократно), Сезанн трактует природу на основе куба, конуса и шара, геометрическими умозрительными формами измеряется зримый мир.

Эти формы – суть категории мышления; однако категории эти привнесены в холст не механически (как то будут делать кубисты), но извлечены методом наблюдений из самих изображаемых предметов: из дома, из облака, из дерева. Художник изображает дерево посредством того, что находит геометрическую классическую форму, к которой это реальное дерево стремится, и в дальнейшем исходит из того, что уточняет саму умозрительную форму – а реальное дерево рисуется как бы попутно. Сезанну принадлежит чрезвычайно парадоксальная и вместе с тем исключительно точная характеристика своего метода «по мере того как пишешь (масляными красками. – М. К.), рисуешь». Как прикажете числить данный метод – по ведомству идеализма или материализма? Веками художники наносили на холст рисунок, который заполняли цветом, Сезанн предлагает делать это одновременно.

Для сравнения: классик Пуссен использует идеальный канон для изображения неидеальной реальности, интерпретирует реальность в связи с умозрительными правилами; он сначала рисует основу, потом ее раскрашивает. Импрессионисты следуют тому впечатлению реальности, которое осталось на сетчатке глаза, – они пишут цветные пятна и рисунка не знают, потому что глаз рисунка не способен увидеть, рисунок – это абстрактный закон.

Сезанн же формирует умозрительное правило изображения реальности, исходя из того закона, который содержится в самой реальности, – это метод, постоянно уточняющий сам себя. Иными словами, картина Сезанна сама становится частью природы, растет как дерево, но растет осмысленно.