– А они потом на сцену выходят, те, кто петь не умеют? – засмеялась Эля.

– Конечно, выходят!

– А делают что?

– Подпевают, танцуют… Микрофон же выключен! Ну что ты привязалась! Все так поют!

– Не думаю, – покачала головой Эля. – Не думаю, что все поют под хорошо сделанную фонограмму, чужую причем… Ладно, Гоша, проехали! Вот почему ты песню выучить не можешь и голос не держишь!

– Все я могу, – обиделся Гоша. – Не хочу только. И времени у меня не было. У нас столько выступлений за этот месяц. И репетиции каждый день.

– Хорошо, свободен! – кивнула Эля.

– Тебе сколько билетов принести на наш концерт? У меня есть штук пятнадцать…

– Нисколько.

– Потом сфотографироваться можно с гостями. Звезды будут… Всего тридцать евро фотография, поставишь Вконтакте…

– Свободен.

Разобиженный Гоша поплелся на урок, а Эля подошла к Елизавете Константиновне, энергичной учительнице, ответственной за концерт, и предупредила ее:

– Мне придется песню поменять. Я другое спою, сольно, дуэта не будет, Гоша песню не выучил.

– Да ничего подобного! – всплеснула руками Елизавета. – Как это поменять? На что? Мы уже ее в сценарий вплели, песня уж больно такая… весенняя… Слушай, а я тебе сейчас Бубенцова приведу… Он ведь тоже поет, ты не слышала его на вечере романса? Иван Селиверстович делал концерт. Миленько так было, душевненько…

– Нет, я не люблю романсы, – пожала плечами Эля.

– Ладно! Не в романсах дело…

– И Ивана Селиверстовича не люблю. От него пахнет мышами.

– Теплакова!..

Элька вздохнула. Если бы только мышами…

– Бубенцов – это математик из десятого класса? – спросила она.

– Математик? – удивилась Елизавета. – Не знаю. Он у меня в группе по английскому, очень хорошо учится, старается в этом году. Я думала, он больше гуманитарий… Не важно. Сейчас я тебе его приведу.

Елизавета сходила куда-то и через пять минут привела в зал взлохмаченного, симпатичного, смущенного мальчика, с немного грустными и одновременно внимательными карими глазами.

– Это – Бубенцов? – крайне удивилась Эля. – Ты – Бубенцов?

– Ну да. А что?

– Я тебя не так себе представляла… Нам столько про тебя Наталья Петровна рассказывала…

– Так, Теплакова, вот тебе партнер, и чтобы дуэт был. Не будет она петь! Да мы весь сценарий концерта на твоей песне завязали. Слова там у тебя такие… «Пойдем в переулках весны…» Чудо! Мы же уже переулки нарисовали даже! Виртуальные! По ним и остальные бегать будут! И матросы у нас есть, танец такой, и посвящение любимому учителю – тоже в переулочке выходит ансамбль, а навстречу – любимая классная… Такое оформление придумали… Закачаешься! Давай, учи. Вот тебе Бубенцов, отпрошен с двух уроков. Он весь твой. – Елизавета подмигнула Эле. – Тебя тоже сейчас отпрошу. А ты, орел, старайся, ясно? А то двойку по английскому поставлю. Чтобы песню мне к завтрашнему дню знал. О’кей?

– О’кей, – растерянно кивнул мальчик.

Елизавета ушла, они с Бубенцовым остались одни в большом актовом зале. Эля с большим сомнением напела песню.

– Попробуешь? – спросила она Бубенцова.

– Давай, попробую, – улыбнулся он.

Так искренне, так светло улыбнулся, Эля внимательнее посмотрела на него.

– Ну, давай, подпевай.

Мальчик пел хорошо, немного неуверенно, но легко подстраивался к Эле.

– Слух у тебя отличный, – похвалила она его. – И тембр красивый.

– У тебя тоже.

– Да у меня – понятно! – засмеялась Эля.

– Певицей хочешь быть?

– Нет, конечно. А ты – кем?

– Я… – Митя замялся.

Рассказать ей? Или не надо… С чего бы ему с ходу откровенничать с этой красивой девочкой, которая поет на всех концертах, отлично учится, всегда выступает в школе, в музыкалке, ее песни крутят на огромном школьном экране на первом этаже, он ее не раз видел на окружных концертах. Префект ее обнимал, представлял, как надежду округа, что она прославит когда-нибудь эти места… Но главное – она такая красивая, что даже не хочется ни о чем больше думать. Язык сам что-то произносит, может быть, то, что говорить не нужно… Митя толком не понимал, что говорит. Она слушает внимательно, так смотрит, как будто залезает ему в душу, и ему никак не закрыться, а закрыться – нужно… Батя ведь предупреждал его о женщинах… Закрутят – сам не заметит. Очнется – будет поздно. Вот и сейчас он, кажется, потерялся в ее светящихся глазах, забыл, о чем начал говорить…