– В отношении диагноза лучей болезни и помощи пострадавшим, думаю, все было очень прилично, на высоком уровне. И мир это оценил, выразив нам благодарность в 1988 году, когда подводились первые итоги ликвидации аварии. Мировые ученые пришли к единодушному выводу, что мы приложили максимум возможных усилий, чтобы помочь людям. Одобрили они и ту предельную дозу, которую мы определили для аварийных работ, – 25 бэр. Споров, признаюсь, по этому поводу было много – ведь у военных было установлено 50 бэр. Что греха таить, мы подстраховались. Нам нужен был трехкратный запас. Так и получилось: были люди, которые превышали 75 бэр. К счастью, это были единицы.
– Избежать просчетов ведь невозможно?
– Но многое можно и нужно предусматривать! Авария не может планироваться. Если уж случается, то необходимо определять ее масштабы и определять реальные меры. Если нужно установить 5 бэр, то их нужно и устанавливать. Если 25, то 25. Главное, не посылать в опасную зону сто человек, если достаточно и десяти. В этом у нас ошибок и недостатков было много… И еще. Обидно, что были люди, которые вводили общественность в заблуждение и пытались делать на Чернобыле политические карьеры.
– Таких я знаю множество!
– И очень часто оскорблялись настоящие профессионалы и решительные люди.
– Кого бы вы назвали в первую очередь?
– Леонида Андреевича Ильина, директора Института биофизики. Он не позволил эвакуировать Киев, и за это ему памятник нужно ставить, а на Украине его чуть ли не «персоной нон грата» сделали, обвинили во всех грехах. На самом деле он спас тысячи жизней, потому что если бы город отправили в эвакуацию, то люди гибли бы в пробках от удушья, от выхлопных газов, наконец, от стресса.
– Я был свидетелем, как два академика Ильин и Израэль заверили руководство Украины, что трагедии с Киевом не случится!
– Они взяли ответственность на себя, а это дорого стоит! К сожалению, у нас не прислушались к выводам Международного Чернобыльского проекта, который был осуществлен через пять лет после аварии. Из-за этого сегодня страдают дети и на Украине, и в Белоруссии, и в России. Тогда не было по-настоящему просветительной работы, и за это пришлось расплачиваться. Надо было давать детям сгущенное и сухое молоко, а не свежее. Временно не давать овощи и фрукты. Но матери все делали наоборот, не подозревая, что наносят вред своему ребенку. Они увеличивали лучевую нагрузку от нуклидов. К сожалению, в обществе не было доверия к специалистам, людей убеждали, что они говорят неправду. На самом деле не мы врали, а те, кто нас обвинял во всех смертных грехах…
Записка Антонова
Мне передали «Записку» Анатолия Васильевича Антонова. В конце ее он написал: «Извините за сумбур. Не перечитывал. Опаздываю на поезд». Он уезжал в отпуск.
Антонов – кандидат технических наук, спортсмен – у него первый разряд по современному пятиборью, увлекается фехтованием, конным спортом, футболом, волейболом и легкой атлетикой. Он – начальник сектора Киевского филиала ВНИИ пожарной охраны МВД СССР.
Вот его «Записка»:
«Утром 26 апреля мне позвонил начальник Киевского филиала ВНИИ противопожарной охраны полковник Зозуля и сказал, чтобы я не отлучался из дома. Прогулку с детьми (дочь 13 лет и сын 5 лет) пришлось отменить. Затем полковник перезвонил еще раз и сообщил, что произошла авария на Чернобыльской АЭС и что туда необходимо выехать для разработки рекомендаций и участия в мероприятиях по ликвидации последствий аварии и предотвращения развития ее масштабов.
Дети интуитивно поняли, что произошло что-то серьезное, дочь приготовила поесть, сын принес две тетради для записей. Супруга в это время была в туристической поездке по Золотому кольцу.