— Помнишь, какой завтра день?

Оля смотрится в зеркало, опуская козырек.

Нет, конечно. Я не запоминаю и плохо ориентируюсь в датах. В голове откладываются в большинстве случаев события, связанные со спортивной деятельностью. И да, некоторые дни рождения все же врезались в память.

— Подсказать? — спрашивает, когда молчу.

— Валяй, — сжимаю руками руль, смотря на дорогу.

— Завтра два года, как мы начали встречаться.

Оля льнет ко мне, потирается щекой о плечо. Глядит на мой каменный профиль, сверля меня любопытным взглядом.

— Круто, — весь мой ответ.

— И это все? — удивляется она, отстраняясь.

— Поздравляю, — говорю, выдавливая из себя улыбку.

— Завтра поздравишь, как следует, — вздыхает тяжело.

Черт. Завтра. Бью себя мысленно по лбу.

Обычно в этот день я занимаю столик на двоих в каком-нибудь приличном ресторане. Затем выполняю все ее капризы, а после всю ночь мы тусим в шумном клубе до утра.

Отбой пацанам? Не получится...

— Там Артем Маратов приехал, — чешу бровь, — год не виделись. Помнишь его?

Она шумно выдыхает носом.

— Из Штатов прилетел. Другой возможности увидеться и пообщаться с ним не будет.

— И что ты хочешь этим сказать? — ее голос звучит настороженно и угрюмо.

— Забились завтра в семь в «Луне». Ты будешь со мной.

— Спасибо! — вдруг психует.

Бл*ть, пожалуйста…

В этот момент поворачиваю к ней голову. Сложив руки на груди, Оля смотрит впереди себя, раздувая крылья носа. Ее лицо вмиг становится пунцовым, мое — принимает жесткие очертания.

— Оль...

— Да пошел ты, Данилов, знаешь куда?!

— Не кипятись. Оно того не стоит, — выдыхаю в лобовое стекло.

— Да, конечно, это такой пустяк! Подумаешь, два года отношений — не круглая же дата, можно и забыть о ней вообще! — кричит, и режет по ушам.

Ее ор заставляет притормозить, затем свернуть тачку в более безопасное для разборок место.

— Я так и знала! — еще громче.

— Что ты знала? — закипаю.

— Что все будет через задницу! Потому что тебе, как обычно, на все насрать!

— Перестань, — не выдерживаю раздутую истерию. — Я разве сказал, что мне насрать?

— Но поступаешь именно так! У тебя какие-то траблы, Данилов?

— С чего ты взяла? — сжимаю челюсти.

— С того, что ты последние два дня ведешь себя странно. Точнее, отстраненно. И я уже сомневаюсь, правильно ли делаю, что сижу здесь и считаю себя твоей девушкой.

Оля, твою мать!

— Что нам мешает провести этот день в компании наших друзей?

Раньше ее подобное не смущало.

— Не наших, а твоих!

— Ты же знаешь, что мои друзья — это твои друзья...

— А я, может, не хочу видеть всех этих друзей! А только тебя! Ты об этом не задумывался?

Нет. Не задумывался. Оля любительница шумных вечеринок, и уединиться под пледом, сидя возле камина, или пялиться на звезды — это вообще не для нее.

— Оль...

Даже не знаю, что ей ответить. Впервые на меня выливают ушат непонятного дерьма.

— Приедет друг. Посидим немного, потом уйдем, — проговариваю, четко давая понять, что я ни хера не поведусь на ее истерику. — Это сложно?

— Сложно порой достучаться до тебя, Богдан! Ведь кроме спорта, тебя больше никто и ничего не интересует!

Здесь правда колет больнее. Я ушел в бокс полностью. За последний год около пятнадцати наград и все призовые. Постоянные сборы, изматывающие тренировки. Я привык, что Оля, несмотря ни на что, всегда рядом, редко перечит и капризничает, почти со всем соглашается. А тут...

— Оля, не начинай, пожалуйста.

— Я уже закончила, Богдан.

— Ты куда? — вижу краем глаза, как хватается за ручку дверцы.

— От тебя подальше, — говорит, будто неприятно выплевывает, и покидает тачку, не забыв громко шарахнуть дверью.