Размышления главы НКВД прервал телефонный звонок. Звонил Деканозов с вопросом: не хочет ли Лаврентий Павлович ознакомиться с работой школы разведчиков, которую они недавно открыли?

Ну что ж. Он с удовольствием съездит на место, дабы убедиться, что работа, к которой он, как говорится, тоже руку приложил, налаживается.

Уже с конца тридцать восьмого он начал масштабную реформу разведки. Его задачей было создать работающую как часы государственную службу. Изгнать из внешней разведки политиканов и интриганов. Разобраться с репрессированными. Вернуть в строй тех, кто уцелел, реабилитировать честных сотрудников, восстановить обескровленные резидентуры и, главное, влить свежую кровь с помощью спецнаборов и обучения в школах НКВД.

Одной из таких школ и была созданная под Москвой Школа особого назначения. Как-то после доклада Сталин поинтересовался у бывшего начальника внешней разведки, как идут дела с подготовкой личного состава, и предложил открыть одногодичную специализированную школу для профессионалов человек этак на тридцать.

И с этого все началось. Но бывшего арестовали в прошлом году. И продолжать пришлось уже новому человеку – его человеку, Деканозову, который теперь хотел показать плоды своих трудов. Ну что ж, можно и посмотреть…

Красивый мощный «паккард» наркома пришлось оставить у дороги и дальше идти несколько километров пешком, потому что засекреченная школа находилась в глухом лесном массиве Подмосковья. Живописная восточная компания, состоявшая из Берии, смуглого лысеющего крючконосого армянина Деканозова, статного грузина с чаплиновскими усиками над верхней губой и густой шапкой волос – начальника школы Шармазанашвили, а также неизменного адъютанта шефа, начальника охраны Саркисова, пробиралась по лесу целый час.

– Что ты меня втравил в это дело? Если бы я знал, не поехал бы, – возмущался Берия, отчитывая Деканозова.

Тот терпеливо отмалчивался, хотя, судя по всему, тоже не ожидал такого марш-броска. Наконец Деканозов высказался в ответ на упреки Лаврентия Павловича:

– Была команда – расположить школы в самой глуши, чтобы никого вокруг не было. Так и сделано. Да, вот, похоже, уже и дошли.

Он показал пальцем на глухой пятиметровый забор, выкрашенный зеленой краской.

Шармазанашвили прошел вперед, по-особенному постучал кулаком в глухую калитку и назвал пароль.

Калитка немедленно открылась, и пришедшие, шагнув через порог, оказались на территории ШОН, как сокращенно называлась созданная в октябре 1938 года при иностранном отделе НКВД Школа особого назначения.

Название, конечно, было звучное. А вот сама школа выглядела вполне обычно. На очищенной от глухого леса поляне стояло неказистое двухэтажное деревянное здание. Впереди – этакий фасад-портик с четырьмя квадратными колоннами и балконом на втором этаже. Покатая крыша, крытая тесом. Над треугольным фронтоном – герб.

К зданию вела широкая бетонированная аллея, по бокам которой росли сосны и березы. Школа была похожа на дворянскую усадьбу помещика средней руки. Не зная настоящего назначения, в жизнь не догадаешься, что это.

– Комары тут вас не заедают? – спросил Лаврентий Павлович начальника школы.

– Лютуют. Но мы как-то привыкли уже.

– А они к вам? – шутя спросил Берия.

– Привыкают, но плохо. Так и норовят присосаться.

– Ну, давай показывай, рассказывай, что тут у вас?

И Шармазанашвили повел их по территории, по ходу дела сообщая о деятельности школы:

– Слушатели, а у нас на потоке около тридцати человек, находятся на казарменном положении. Обучаются по очень насыщенной программе. Люди подбираются по рекомендации партийных органов. Обычно из числа молодых коммунистов и комсомольцев. Как правило, с высшим образованием. Это выпускники технических и гуманитарных вузов Москвы, Ленинграда, Киева, Минска. Проходят собеседование в горкомах партии. Потом в ЦК ВКП(б). Опыта, конечно, нет. Но мы стараемся привлекать хороших практиков.