Когда с супом было покончено, Фейт осторожно поставила ложку на стол и сама посмотрела на Эдварда. Мужчина задумчиво потирал подбородок.
— Ты выглядишь устало, — сухо заметил он, сузив глаза.
Фейт нахмурилась. Верное замечание. Она не просто выглядела устало. Именно так она себя и чувствовала. Но, разве его хоть когда-то это волновало?
Звук отодвигаемого стула заставил Фейт застыть от ужаса. Всего пара коротких шагов и Эдвард уже стоял позади нее. Его руки опустились на ее плечи, придавливая своей тяжестью. Аромат его туалетной воды наполнил сознание Фейт. Зажмурившись, она постаралась не дышать, но знала, надолго ее не хватит. Так и случилось. С очередным вздохом присутствие Эдварда стало еще очевиднее. Наверное, никогда в жизни она не позабудет этот аромат. Даже если очень хорошо постарается.
Медленно, словно он имел на это право, Эдвард провел пальцами вдоль кружевной отделки ворота платья. Фейт вздохнула, из-за всех сил удерживая себя на стуле. Отвращение замерло в ее горле, вместе со звуками протеста. Эдвард тяжело задышал над ней, обдавая ее затылок собственным жарким дыханием. Но, когда он наклонился еще ближе к ней, Фейт не смогла удержать себя на месте. Увернувшись, она выскользнула из-под рук Эдварда, поспешно вскакивая со стула. Качая головой, она отошла еще на шаг, не сомневаясь, что мужчина последует за ней.
Эдвард выпрямился. В его глазах светилось недовольство, но не только. Фейт могла бы поклясться, что увидела дикий азарт и желание. Ему всегда нравилось преследовать ее. Фейт разозлилась на саму себя. Почему она забыла об этом и позволила ему увидеть ее растерянность?
— Твой испуг мне нравится больше, чем нездоровая бледность, — насмешливо протянул Эдвард, возвращаясь на свое место за столом, — Теперь садись. Мы еще не обсудили то, что собирались.
Фейт незамедлительно подчинилась. Она хотела как можно скорее покончить со всем и сбежать отсюда. Сложив руки на груди, она посмотрела на Эдварда, застыв в томительном ожидании.
Но, Эдвард молчал, прожигая ее взглядом. И Фейт это не нравилось. Очень сильно не нравилось.
Чтобы немного отвлечься, Фейт перевела взгляд на кольцо на руке Эдварда. Она хорошо знала это кольцо. Когда-то оно принадлежало отцу. Но вот уже пять лет красовалось на пальце Эдварда.
— Я хочу сына, — резко сказал Эдвард, заставляя Фейт вынырнуть из тумана горьких воспоминаний, — И ты мне его подаришь.
Фейт вскинула голову, с ужасом уставившись на Эдварда. Ее рот открывался и закрывался в безмолвном возгласе. Она и в лучшее время испытывала трудности с речью, а сейчас радовалась этому. В ином случае все, что она сделала бы, закричала. Громко, очень громко.
— Я понимаю, что ты хочешь спросить, — сказал Эдвард, — И сразу же отвечу на твой вопрос. Это не предложение. Ты сделаешь то, что я скажу. Впрочем, как и всегда. Я слишком долго работал над твоей покорностью. Слишком долго и теперь хочу получить то, что сам в тебе взращивал, — он немного помедлил, словно ведя в уме свои особенные подсчеты, — но, в том случае, если ты все же захочешь показать характер, у меня найдется, чем тебя приструнить.
Не отрывая взгляда от Фейт, Эдвард сунул руку во внутренний карман темно-бордового сюртука и достал записку.
— Встань и возьми. Хочу, чтобы ты убедилась в том, что я не шучу.
Фейт поднялась и на дрожащих ногах подошла к Эдварду. Ее руки тряслись, когда она взяла у мужчины сложенный вдвое лист. Печать на конверте она узнала сразу. И от этого на душе стало мерзко и холодно. Несколько капель появилось на кремовой бумаге, которой славилась больница, расположенная далеко за пределами Лондона. Дурные воспоминания в один быстрый миг всколыхнулись в душе Фейт. Пальцы разжались, и письмо медленно опустилось на пол.