Когда я спустился в комнату и закрыл за собой потайную дверь, она слилась со стеной. Выглянув сквозь щелку между ставнями, я убедился, что поздний зимний рассвет уже не за горами. Я добавил полено в почти догоревшее пламя в камине, бросил свой роскошный, но потерявший всякий вид наряд на стул, переоделся в удобную и теплую шерстяную ночную рубашку лорда Фелдспара и подошел к кровати, в которой спал в детские годы. Слипающимися глазами я оглядел комнату. Вон та трещина в штукатурке всегда напоминала мне медвежью морду. А ту царапину на потолке оставил я, когда отрабатывал удар боевым топором и не удержал его. Гобелен с королем Вайздомом и Элдерлингами заменили на другой, с изображением двух дерущихся оленей. Новый мне нравился больше.

Я глубоко вздохнул и лег в постель. Дом. После всех долгих лет это место по-прежнему оставалось для меня домом. И я провалился в сон под защитой надежных стен Оленьего замка.

Я свернулся клубком в теплом и уютном логове. Я в безопасности. Я устал, и если резко пошевелиться, то дают о себе знать укусы на спине и шее. Но пока я лежу тихо, все хорошо.

Где-то далеко охотится волк. Волк-одиночка. Он издает противные придушенные звуки, полные отчаяния. Совсем не похоже на громкий вой волка, призывающего свою стаю. Одиночка отчаянно взвизгивает и коротко подвывает. Так воет хищник, который чувствует, что его жертва вот-вот ускользнет. Лучше бы он охотился молча. Лучше бы поберег дыхание для бега.

Он так далеко. Я сворачиваюсь плотнее в своем теплом логове. Я сыт и могу ничего не бояться, пока я здесь. Мне смутно жаль волка-одиночку. Я снова слышу его отрывистое подвывание и представляю, как холодный воздух царапает ему глотку, как волк скачет по глубокому снегу, вытягиваясь в прыжке, бросая свое тело сквозь ночь. Я хорошо помню, каково это, и на одно мучительное мгновение я сам становлюсь этим волком.

«Брат, брат, приди ко мне, давай охотиться вместе!» – умоляет он.

Он так далеко, что больше ничего я не могу разобрать.

Но я лежу в тепле, сытый и усталый. Я проваливаюсь глубже в сон.

Я проснулся спустя целую вечность с тех пор, как в последний раз охотился с волком. Некоторое время я лежал неподвижно, ощущая смутную тревогу: что меня разбудило? На кого нужно охотиться? Но потом мои ноздри уловили запах жареного бекона, горячих ореховых кексов и терпкого, бодрящего чая. Тут я мгновенно проснулся окончательно и сел в постели. Получается, Эш вошел, поставил поднос, разгреб угли в камине, подбросил дров, забрал мою грязную рубашку – и все это так тихо, что я даже не проснулся? При этой мысли меня пробрала дрожь. Когда я успел так расслабиться, чтобы не почувствовать, как кто-то входит в комнату? Такая безмятежность может дорого мне обойтись.

Ощупав спину, я обнаружил, что раны заживают, но кусачая шерстяная рубашка немного присохла к ним. Стиснув зубы, я отодрал ее, продолжая ругать себя за то, что так крепко спал. Ну ладно. Я просто слишком плотно поел, слишком много выпил и переутомился, исцеляя Силой, – тут кто угодно потеряет бдительность. Однако меня все равно грызла досада. Интересно, Эш доложит об этом Чейду? А старик, наверное, похвалит его… Может, они даже посмеются вместе…

Я встал, осторожно потянулся и велел себе отбросить детские обиды. Эш принес мне завтрак, а я и не заметил, только и всего. Глупо было бы просыпаться ради такого.

Я не думал, что сильно проголодаюсь к утру после вчерашнего пира, но стоило мне сесть за стол, как захотелось есть. Быстро управившись с завтраком, я решил проведать Шута, а потом еще немного поспать. Попытки приложить Силу для исцеления вымотали меня куда больше, чем любая другая работа, какую мне доводилось делать в последнее время. Интересно, Шут чувствует такое же изнеможение?