Вера села на пенек и, вся дрожа, пыталась понять, что произошло.

На такси было совершено нападение, это понятно.

Но какому сумасшедшему мотоциклисту могло это прийти в голову?

А вдруг охотились не на такси, а на меня?

Она замотала головой от такого предположения.

Потомки тех, кто состоял в папиных данных? Ужас-ужас.

«А отец ведь недаром погиб», – правильно говорила мама.

Возможно, они следили за судьбой его работы, знали, что я ее продолжаю?

Охотились за мной? И приняли ту девушку впереди за меня? Это ведь я заказывала такси, а прослушать мой телефон ИМ очень просто.

Не понимают они, что ли, что я обо всем давно позаботилась, и все данные при моем исчезновении Дима и Саша сразу пустят в Интернет. Надо позвонить одному из них и сказать: «Мамочка, не беспокойся и не волнуйся, точка».

Или они преследовали именно ту девушку? Слишком уж она была роскошна для раннего времени суток, у красного сверкающего автомобиля, да еще с этим розовым чемоданом. И совершенно одна. Такие ведь не ездят без присмотра.

Обокрала кого-то?

Вера невольно спасла этот чужой чемодан, но отдавать теперь его некому.

А вдруг там ворованное?

Да ведь он уже бесхозное имущество, никому не принадлежит. Все в нем ничье, все можно с ним делать.

Но, как писал один христианский мудрец, все нам доступно, но не все нам полезно, вспомнила вдруг Вера.

Однако выхода не было. Надо посмотреть, что в чемодане, хоть завернуться во что-то. Выйти на дорогу.

Слава богу, в сумке билет, паспорт и деньги. Спасибо, ремешок был перекинут через голову (так учил отец).

Сидя на косом пеньке, Вера попыталась открыть это розовое сокровище. Да оно и само уже зияло дырой в молнии.

А молния-то была на замочке, совершенно теперь бесполезном.

После нескольких попыток Вера наполовину оттянула крышку. Стала доставать оттуда сверкающие новые пакеты.

Вся при этом дрожа от холода.

Может быть, хоть что-то будет впору, нельзя появляться в аэропорту в таком состоянии, все сразу поймут, что произошла катастрофа. Начнутся вопросы, вмешается полиция. Вызовут «Скорую».

А добираться придется. И именно сейчас.

До самолета два часа.

Но все таксисты на трассе будут уже в курсе, о событии скоро сообщат по радио. Доложат в полицию, это понятно. Это их долг на дорогах.

Завоют сирены, прикатят скорые и ментовские машины.

Та-ак. Приехали.

Вдруг Вера поняла, что она единственный свидетель этой страшной охоты и последовавшей за ней смерти трех людей.

Единственный свидетель преступления.

И прости-прощай, билет на самолет, тетина квартира с черным ходом и поиски сокровищ в валенках. Отвезут на допрос.

К тому же пришлось совершенно автоматически присвоить чужой чемодан.

«Но это же воровство, – скажут. – Похищение чужого багажа».

«Но свой-то рюкзак сгорел. – Такое оправдание. – Вся одежда порвалась».

«Это мародерство как на поле боя, – скажут, – воровство у мертвых, когда снимают с погибших все целенькое».

Вера, Вера, куда ты влипла.

Но! Выходить на дорогу практически без штанов и с половиной куртки впереди, а сзади болтаются лоскутья – это значит привлечь внимание. Вопросы. И припишут участие в преступлении. Уже будет не сочувствие, не восклицания мимопроезжих зевак, а допрос в полиции.

Значит, надо как можно скорее посмотреть, что там есть у той покойницы с расколотой напополам головой (бррр) и переодеться, если будет во что в том чемодане. Девушка вроде была моего размера, хотя пониже.

И надо избавиться от этой розовой улики и выйти с протянутой рукой на шоссе, причем не доходя до места катастрофы.

Причина – допустим, поссорилась с водителем, он запросил больше, чем договаривались. Не согласилась. Так. Он высадил меня и уехал обратно с моим рюкзаком. Не запомнила номера. Ведь он меня просто вышвырнул. Скотина, ворюга. Бывают же такие. Упала на дорогу, хорошо не на ходу, а стоя. Хорошо, что я оперлась на руку. На обе руки. Не попачкала одежду.