Едва же начались боевые действия и забрезжила хоть какая-то надежда заслужить новый чин, его под благовидным предлогом выперли из полка всего лишь за то, что очередной жутко богатый и благородный оу не умел пользоваться своей шпагой и не смог переварить стальной клинок, когда тот проткнул ему брюхо…
Нет, выперли его, конечно, не из-за дуэли, ибо офицеру дозволено отстаивать свою честь в благородном поединке. Но у командира роты всегда легко найти кучу огрехов, которые, если, конечно, хорошенько постараться, можно раздуть в серьезное дело. Ифий Аэдоосу это прекрасно знал и не стал доводить дело до Армейского суда, когда ему тонко намекнули на нежелательность его дальнейшего пребывания в славных рядах Двенадцатого Гренадерского, чье знамя под Туонси он воткнул на вершине того проклятого холма, навечно провонявшего пороховой гарью и залитого кровью сотен солдат, оставивших на нем свои никчемные жизни.
А сегодня он еще и умудрился проиграться в кости каким-то деревенским увальням, не отъезжавшим от своих свинарников дальше, чем на десяток верст…
Эта проклятая девка точно заразила его дурной болезнью, имя которой – невезение.
– Так ты все же решил поехать? – уточнил Докст вот уже, наверное, в стотысячный раз за последнюю пару месяцев.
– Угу, – привычно уже промычал Ренки, думая о чем-то своем.
– А если не поступишь, а денежки-то уже – тю-тю?
– А что мне делать здесь? – Внезапно очнувшийся от своих мыслей Ренки почему-то решил сейчас быть откровенным и вместо высоких слов о долге и служении привести понятные старому приятелю доводы. – Ты ведь не хуже меня знаешь, что я фактически нищий.
– Ну-у-у… – протянул Докст, который, несмотря на юный возраст, был человеком крайне практичным и весьма твердо стоящим на земле, в смысле не витал в облаках. – Ты бы мог занять какую-нибудь должность в управе. Или жениться!
– Ага, и до сорока лет переписывать бумажки да лебезить перед старыми ленивыми чинушами, ибо без средств и связей надеяться на что-то большее не приходится. А насчет жениться… Это означало бы продать титул и честь своего рода за миску овощей и кусок мяса на каждый день. И все равно пришлось бы постоянно лебезить перед тестем, выпрашивая у него средства на проживание, а еще зависеть от собственной жены и пресмыкаться перед ней. Я так не хочу.
– Можно подумать, окончив это свое училище, ты сразу станешь генералом и тебе не придется выслуживаться перед разными офицеришками званием пониже… – привел Докст весьма разумный довод.
– Там – это другое! – убежденно ответил Ренки. – В армии тебя ценят по твоим способностям, а не по тому, насколько низко ты можешь прогнуть свою спину. Тем более сейчас идет война! После того как мы показали орегаарцам на Зарданском плоскогорье, кто есть кто, за них опять вступились торгаши-кредонцы… А значит, война будет долгой. Предстоит много походов, битв и сражений. Отец говорил, что только на войне выпускник училища может быстро продвинуться по службе.
– А еще схлопотать штыком в брюхо, – осторожно, опасаясь обидеть друга, добавил Докст. – Или, того хуже, остаться никому не нужным калекой, просящим подаяние на Большом королевском мосту.
– Успокойся, – рассмеялся на это Ренки и добавил с беспечностью, столь свойственной всем юным мечтателям: – Со мной этого точно никогда не случится! Однако слышишь музыку? Танцы начались! Так что оставим печальные разговоры и поспешим на площадь, где множество прекрасных дев скучают без своих кавалеров.
Увы, но красотка Лирина, как это ни странно, на танцах отсутствовала. Впрочем, Ренки еще не терял надежды и старался не расстраиваться. Благо тут хватало закадычных подружек первой красавицы деревни, и они куда меньше задирали свои носики и не строили из себя принцесс. В конце концов, пусть Ренки и являлся фактически нищим, парень он был не из последних, и благодаря не только своем титулу, но и высокому росту, поджарой, мускулистой фигуре умелого фехтовальщика, золотистой шевелюре и вполне приятному для женских глаз лицу. О том, что иные девицы отказывают иным кавалерам, не соглашаясь на танец, он, конечно, слышал, но сам обзавестись подобным опытом еще не успел.