Однажды я зашла домой к Мареку до того, как он заснул. В глубине его неприятной однокомнатной квартиры еле-еле горел свет. Откуда-то доносилась кошмарная музыка, состоявшая из утробных криков и визга музыкальных инструментов. Я прошла по коридору до конца и через приоткрытую дверь справа увидела молодого человека в наушниках, делавших его похожим на коалу. Домашняя футболка свободно висела на нем, а пятки и щиколотки скрывались под растянутыми штанинами. Он что-то писал, подтянув к груди колени и согнувшись, словно каменная горгулья.
Тогда я воспользовалась невидимостью: отключила ноутбук, а потом пощелкала выключателями в щитке. Марек почесал затылок. Попробовал включить свет во всех комнатах. И лег спать.
Через день все повторилось. Только вместо того, чтобы дать мне выполнить работу, Марек достал из тумбочки металлический подсвечник и продолжил горбиться за столом. Он попыхтел над своими каракулями примерно полчаса, после чего зарычал, откинув карандаш, задул свечу и упал на старое раскладное кресло.
В следующий раз я задула свечки, чтобы Марек лег вовремя, а он вытащил фонарь. Я прятала батарейки – он включал фонарик на телефоне. Я прятала телефон – он находил батарейки. Я убирала телефон и батарейки – он вытаскивал подсвечник и чертил. А когда я прятала и свечи, он хватался за голову, вылетал из комнаты, с размаху захлопывая дверь, и орал из коридора: «Поиграй и отдай!» – а потом шел к щитку. То есть делал все, чтобы довести меня до белого каления.
Через две недели подобной чехарды комната Марека встретила меня воинственным плакатом, приклеенным к двери на уровне колен:
«Гномик!
Пожалуйста, хватит перекладывать мои вещи и играть с электричеством, это опасно и очень невежливо! Ночь – единственная часть дня, когда я могу работать над комиксом, так что, если ты не прекратишь мне мешать, я буду бороться по-другому!».
Слово «по-другому» он написал красным фломастером и жирно обвел.
В ту ночь я впервые заглянула Мареку за плечо. Просто чтобы понять, почему он так отчаянно хотел отвоевать себе время. На листе бумаги, над которым он склонился, блестел свежими красками сказочный пейзаж: водопад, горы и деревья, достававшие до небес. Марек прорисовал каждый листик, каждый завиток на облаке, каждый блик на мокрых камнях. А рядом в отдельной квадратной рамке сидел посреди травы белоснежный заяц с розовым носиком. Все в зверьке было прекрасно. Кроме одного: голову украшали ветвистые оленьи рога, поросшие алыми цветами.
Я мотнула головой и фыркнула. Марек потрогал ухо, оглянулся – взвизгнул. Подскочил и свалился, уронив за собой табуретку.
– Ты… кикимора?! – Его глазные яблоки чуть не вывалились к моим ногам. Я посмотрела за спину и только потом догадалась: Марек вылупился именно на меня. Забыла о невидимости из-за рогатого зайца.
После того как я сбежала, Марек стал изводить меня ежедневно: он мог не спать до двух, трех, четырех часов утра, вынуждал ходить вокруг его дома и поглядывать в рабочий планшет. И однажды его комната встретила меня новым плакатом. В нем Марек извинялся за то, что обозвал меня кикиморой, уверял, что я намного красивее и выше. Просил зайти еще раз, потому что не успел запомнить все черты моего лица.
Я убедилась, что невидима, и зашла. Марек, как обычно, в скрюченной позе сидел за столом. Я заглянула ему за плечо и увидела наброски существа, похожего на меня: острое лицо, глаза с вытянутыми зрачками и оттопыренные уши. Мои короткие волосы Марек сделал длинными и заполонил ими всю страницу так, что они напоминали морские волны.