Она хотела нарубить дров или разделать дичь, но вместо этого старуха с масляной лампой проводила ее в маленькую комнатку, где из всей мебели были только лавка, старый сундук и высокая кровать, застеленная шкурами. Поверх шкур лежало заштопанное одеяло, на нем – аккуратно сложенная чистая рубаха.

Пока мужчины пили и гоготали в главном доме, Фрида сходила в баню, распарилась до абсолютного бессилия, переоделась в хозяйскую рубаху и немного постояла на крыльце перед тем, как войти в пристройку. Ночь была ясная, небо переливалось незнакомыми созвездиями (Алессандро знал о них все, но она никогда не слушала его пояснений). От ее тела шел пар, влажные волосы пахли хвойной водой. Она дышала всей кожей, от лба до босых ступней.

Женщины накормили ее рыбным супом и ржаным хлебом. Они были спокойны и улыбчивы, беззлобно подшучивали друг над другом, но к Фриде обращались уважительно. Вокруг них вились смешливые дети и откормленные коты.

После ужина Фрида ушла в комнату и вытянулась на кровати, завернувшись в одеяло. Низкий потолок давил ей на виски. За стеной хозяйки затянули унылую песню. Гармония их голосов, высоких и низких, царапала огрубевшее сердце Фриды. Вдобавок ко всему кто-то оставил в изголовье ее кровати мешочек с ароматными травами – от них приятно кружилась голова, и сон окутывал ее так же бережно, как этот запах.

«Интересно, так ли они встретили беглую наложницу с ее бастардом, когда она вернулась домой?» – подумала Фрида за миг до того, как растворилась в чужой песне.

Во сне она видела белые руки Алессандро, держащие ее руки, и его глаза, смотрящие в ее глаза. Его волосы и одежда пахли вербеной. Он положил ладонь Фриды на основание своей шеи и сказал: «…я хочу взять тебя в жены».

* * *

На следующий день Фрида подкараулила виконта у нечистотной канавы. Солнце давно взошло, но этот олух только проснулся и, судя по его опухшему лицу, еще не совсем протрезвел.

– Вы расспросили местных о женщине с мальчиком? – спросила Фрида, встав у него на пути.

Виконт забегал глазами. Или не сразу понял ее вопрос, или вообще забыл о цели их путешествия.

– Я спросил, но они ничего не знают.

– Что именно они сказали? – наседала Фрида.

Виконт молчал. Тогда Фрида пошла вперед, вынуждая его отступать к нечистотной канаве. Шаг, второй, третий. Еще один – и он свалился бы туда спиной вперед.

– Сказали, что эта женщина умерла! – выкрикнул виконт, вдруг заломив руки. – Что она прожила здесь всего несколько лет, а потом ее погубила болезнь.

– А мальчик? Что стало с ее сыном?

– Этого они не знают. Если у беглой наложницы и был сын, то местные его не видели.

Фрида смотрела на его лоб. В точку между глаз, куда ей так часто хотелось всадить стрелу. Или хотя бы швырнуть камень из пращи.

– Она жила отшельницей на краю деревни. Местные не приняли ее назад. Боялись, что за ней придут королевские солдаты. Они не стали бы выкармливать бастарда. Так что мальчик наверняка уже…

Фрида не стала дослушивать его блеяние. Она развернулась и пошла прочь от деревни, к зеленым холмам, через убранные на зиму поля.


Из всех мальчишек благородной крови, живущих при дворе, Фриде нравились только двое – острый на язык и беспомощный в драке «белый» герцог и королевский бастард со странным именем Фьорд.

Фьорд был необычным ребенком. Он не говорил и вообще не издавал никаких звуков – даже когда задиристый принц швырял в него яблоки. Мальчик родился с кривой ногой и с трудом ходил. Днем он подолгу сидел на заднем дворе, глядя в небо, а на людей смотрел так, будто видел сквозь них. Фрида часто наблюдала, как он пытается приманить кошек и птиц на угощение, украденное с кухни, но животные его побаивались. Однажды она привела к мальчику свою любимицу, борзую Стужу, и крепко держала ее, пока Фьорд перебирал жесткую собачью шерсть тонкими пальчиками. Стужа терпела, но ее била мелкая дрожь, как бывало при встрече с диким зверем, многократно превосходящим ее в размерах.