– Клянетесь, что сохраните это в секрете? – спрашивает он.

– Клянусь Богами Анима, – отвечаю я.

Он воровато оглядывается по сторонам и начинает сбивчиво шептать мне на ухо. Я внимательно слушаю.

– Покажи, – приказываю я.

Он мотает головой.

– Покажи, – я повторяю уже настойчивее.

Он молчит.

– Стража Анима, – напоминаю я.

Он достает из внутреннего кармана куртки бархатный чехол и протягивает его мне. Я разворачиваю. Ну конечно! Записка на бумаге! Кто бы сомневался! В эру чипов памяти и мгновенных сообщений она выглядит как артефакт, но все еще остается самым надежным средством хранить секреты. Я опускаю руку почти под самое сиденье и разворачиваю ее. Слава Богам, зрение у меня отменное. Записка недлинная, и мне хватает нескольких мгновений, чтобы ее прочитать. Потом я прячу ее в чехол и возвращаю мальчику.

– Можешь быть уверен, что я никому не расскажу и страже я тебя не отдам, – заверяю его я.

– Я знал, что вы сдержите слово, Мастер Сентек, – серьезно говорит он.

Сентек, Морн и Миртес. Я даже уже не помню, как и когда сложилось наше трио. Видимо, нам было лет по семь-восемь, может, чуть больше. Наверное, мы просто оказались в большой детской компании, которая чем-то там занималась, а потом нас притянуло друг к другу как магнитом. Мы были родственными душами, троицей самых отчаянных юных авантюристов Ландера. Мы были вечно грязными и исцарапанными, но безнадежно счастливыми. Мы исследовали все знаменитые места Ландера: стройки, карьеры на окраине, чужие сады, обрыв Трех Скал, пригородные фермы, подвалы старых зданий, как-то даже влезли в чей-то дом и устроили там кавардак. Не существовало дверей, которые мы не смогли бы открыть. Юные бандиты – нам был прямой путь в воровскую шайку. Но нажива нас не интересовала, мы жаждали новых впечатлений. Каждое утро мы просыпались в мире, наполненном чудесами, и желали познать их все, сразу и безотлагательно. Заводилой, само собой, была Миртес. Я шел за ней просто потому, что ее идеи отвечали моим потребностям. Морн шел за мной, потому что он всегда шел за мной. Миртес в те годы мало чем отличалась от мальчишки: короткие волосы, крепкая фигура, загорелое лицо в веснушках. Я был слишком высоким для своего возраста и страшно тощим, но жилистым. А вот Морн у нас всегда любил поесть. Думаю, на подвиги его больше гнало желание разжиться чем-нибудь эдаким, потому что он был вечно голодным. Мы с ним были идеальной парой в услужении нашей Царицы: тощий мечтатель и его толстый оруженосец. Морн не мог перепрыгивать через ямы с такой легкостью, как мы с Миртес, он застревал в дырках в заборе. Но Миртес убегала вперед и только там останавливалась и кричала, что мы отстаем. А вот я всегда был рядом с Морном и вытаскивал его из грязи, из навоза, кидался камнями в собак, пререкался с хозяевами ферм, улюлюкал стражникам, чтобы они бежали за мной, а не за ним.

Твою мать, Морн, почему я всю жизнь должен тебя откуда-то вытаскивать?

Альрат делает вид, что живет жизнью своих Царей, но на самом деле он живет жизнью храмов. Когда-то их были тысячи, но со временем Боги многих храмов истлели, и они влились в другие храмы, более крупные и успешные. Сейчас их девяносто пять, крупнейшие из них: Таа, Куар, Месер, Рахель, Гебет и Уэнра. И, конечно же, Аним, Храм Храмов, Храм Великих Царей Альрата.

Альрат, единственный из миров, обладает властью над смертью. Смерть здесь не точка невозврата, не финальный аккорд, за которым только пустота и неизвестность. Смерть на Альрате – это просто переход в иное качество существования. Смерть – не проклятье, смерть – грань между этой жизнь и иной, лучшей по мнению любого альратца, поэтому к смерти на Альрате нередко подходят серьезнее, чем к жизни. Каждому рожденному на Альрате доступна вечная жизнь. Каждому альратцу вживляют чип, который – если на то будет воля Великого Царя – позволит скопировать его сознание в одном из храмов после смерти. Он станет Богом, и пока не закончится вечность, он будет принимать дары от прихожан и нести им свою мудрость. Бессмертие – дар Альрата, его религия, сама суть нашего мира и нашего народа.