– Вряд ли это прочтёт тот, кто гонится за богатством, – приглушённый голос пронёсся рядом, и я, обернувшись, встретилась с Георгом, который никуда не ушёл.

– Мне кажется… нет, я даже уверена, что здесь написано что-то вроде «в наших сердцах» или «вечно молодая и печальная». Но не подсказка того, где спрятан клад, о котором все говорят, – ухмыльнулась я. – Ведь я читала, что, когда муж морил её голодом, как и жителей деревни, она варила кашу и делилась ей с народом. Они полюбили её как добрую женщину. Такое было?

– Не совсем так, – качнув головой, нахмурился мужчина. – Она раздавала еду бедным, но не потому, что её морил голодом Ян. А только для того, чтобы забыться и отвлечься от своей судьбы, сбежать из замка, где муж был жестоким и избивал её.

– Но вряд ли это было ненормально в то время. Браки по расчёту были больше правилом, чем исключением. Да и физическое насилие над слабыми означало силу и мнимую власть, которую так любили демонстрировать мужчины, – с отвращением покривилась я.

– Верно, и такое происходило. Но не будем о плохом и неприятном, лучше спустимся вниз, – предложил Георг.

Кивнув ему, я бросила взгляд на портрет, и словно печаль и горе прочла в глазах этой молчаливой женщины. Но это ведь глупости, я просто повелась на дух истории, да и попыталась поймать этого потомка на лжи. Нет, вряд ли обычный рисунок имеет что-то мистическое. Он такой же, как и многие. Забытый и измученный.

Мы осторожно спускались по узкой деревянной лестнице, где неприятно пахло гнилью и затхлостью, доносившейся из комнаты, которая была наполнена смехом и визгом девушек.

– Придурки, – закатив глаза, прошептала я.

– А вы серьёзно относитесь к этой истории, мисс… просите, знаю только ваше имя. Лорель, – улыбнулся Георг, и я поняла, что высказалась вслух и поморщилась.

– Лори, можно просто Лори. Без всяких мисс, – я постаралась широко улыбнуться, чтобы сгладить оплошность, и прошла в камеру пыток.

Но как только мы оказались в мрачном помещении, я больше не могла сделать и шага. Это странно, ведь во мне очень мало сентиментальности, и это не первое место с таким прошлым из тех, где я бывала. Но поток ледяного воздуха словно окутал моё сознание, по коже побежали мурашки. Ощущения самые неприятные и тягучие врывались в мой разум. Боль, мучения и ещё что-то, отчего меня замутило. Казалось, что даже кровь похолодела и медленнее побежала по венам. Захотелось обнять себя руками, но я только дёрнула головой, чтобы снять с себя необычное ощущение.

А мои сокурсники, как обезьяны, забирались в каждое приспособление, созданное для мучений людей, и играли. Мне стало гадко. Да, я всё понимаю, что это часть истории, отголосок прошлого, в поиске которого я здесь и оказалась, но всё же насмехаться над смертями для меня кощунственно. Они даже не желали подумать о том, сколько страданий невинных жертв хранит в себе память этой комнаты. Сколько слёз и потерянного будущего. Сколько мольбы и отчаяния бедных загубленных душ, здесь было заживо похоронено. Ужасно. Возможно, я до сих пор не отошла от смерти моей матери, поэтому захотелось плакать. Держать в себе это было очень сложно, отчего я часто заморгала.

– Лори, тебе плохо, ты побледнела? – Прошептал рядом Джон, присутствие которого я даже не заметила.

– Нет, мне противно, – поёжилась я.

– Согласен. Представляешь, что в этой самой клетке подвешивали человека, пока его кости на запястьях не ломались, и он это всё чувствовал, – вполголоса говорил парень, а я ощутила, как к горлу подступил ком тошноты.