Отец Пацанки немного помолчал, а потом произнес:

– Господи, сколько же в тебе поганого дерьма. И у нас с тобой еще общий ребенок!

Пацанка вздрогнула. Она почувствовала, как лицо начинает покалывать, а глаза наполняются слезами. Она машинально закусила губу, глубоко впившись в нее зубами, так что резкий приступ боли удержал слезы «на привязи».

А вот мать не сдержалась и заплакала, вновь попав в поле зрения Пацанки, – одну руку женщина прижала к лицу, а плечи ее судорожно тряслись. Пацанка, не желая, чтобы ее заметили, попятилась и отступила в глубь дома.

Затем она пошла прямо по коридору, мимо своей комнаты, и оказалась у входной двери. Мысль о том, чтобы просто зайти к себе вдруг стала невыносима. Да и воздух в комнатах и коридоре был по-настоящему затхлым. Кондиционер не включали целую неделю. Все растения погибли, оттого и пахло от них соответственно.

Пацанка не знала, куда идет, пока не оказалась там. Хотя с момента, как отец озвучил свои самые противные слова – сколько же в тебе поганого дерьма, – она могла не сомневаться, что направляется к одному-единственному месту. Сразу за боковой дверью гаража, она остановилась возле своего ненаглядного велика.

«Роли» «Тафф Барнер»[11] подарили ей в мае, на день рождения, и он стал для нее любимым подарком на все времена. Она решила, что даже в тридцать лет ее собственный сын спросит о самой лучшей вещи, которую ей когда-либо дарили, она тут же с восторгом расскажет ему о флуоресцентно-синем велосипеде «Роли» «Тафф Барнере» с бананово-желтыми дисками и толстыми шинами. «Роли» был ее любимой вещью, лучшей, чем «Магический шар 8», лучшей, чем набор кукол «Магического путешествия», лучшей даже, чем игровая приставка «КолекоВижн»[12].

«Роли» она заметила в витрине магазина «Про Уилз»[13] в центре города, за три недели до своего дня рождения, когда была там с отцом, и восторженно охнула от неожиданного зрелища. Отец удивился ее реакции, но пошел вместе с ней в магазин, а потом даже уговорил продавца позволить ей поездить на велосипеде по всему демонстрационному залу. Продавец настоятельно предлагал ей посмотреть и другие модели. Он прекрасно понимал, что «Тафф Барнер», даже при максимально опущенном сиденье, слишком велик для нее. Но Пацанка не пыталась вникнуть в то, что ей стараются объяснить взрослые. Для нее вращения колес явилось колдовством, эдаким полетом на метле сквозь тьму Хэллоуина, когда в тысяче футов над землей без видимых усилий рассекаешь бескрайнее пространство.

Отец в тот день согласился с хозяином магазина, сказав, что Вик сможет, когда станет постарше.

И неделю спустя велосипед с большим серебряным бантом, привязанным к рулю, появился на подъездной дорожке.

– Ты же теперь постарше, верно? – спросил отец и подмигнул.

Сейчас она как раз и пробралась в гараж к «Тафф Барнеру», который стоял, прислоненный к стене, слева от байка отца – черного «Харлея Дэвидсона» 1979 года, на котором тот летом ездил на работу. Отец у нее был взрывником. Он работал в дорожной бригаде: вгрызался в скалы с помощью взрывчатых веществ, в основном аммонала натрия, хотя иногда пользовался и тринитротолуолом. Как-то раз он сказал Вик, что надо быть умным человеком, чтобы найти способ получать прибыль, используя свои вредные привычки. Когда она спросила отца, что тот имеет в виду, он ответил, что большинство парней, которым нравится возиться с бомбами, чаще всего сами разлетаются на кусочки, а уцелевшие получают приличные тюремные сроки. В его же случае работа приносила ему шестьдесят тысяч в год и могла принести гораздо больше, если бы он умудрился получить травму: у отца имелся чертовски выгодный страховой пакет. Только за мизинец, если ему его оторвет, он получит двадцать штук.