Моей заветной целью был круглосуточный магазинчик в соседнем дворе. Спускать пупсика с поводка я опасалась, кто знает, сколько и каких собачников может оказаться на чужой территории? Лаврик, даром что весил девяносто шесть кг, по натуре добрейший и милейший пёс и, если к кому-то подбегал, то лишь с единственным желанием познакомиться или поприветствовать. В нашем дворе его все знали и проблем не имелось, а вот на иной территории могли возникнуть серьезные осложнения: попробуй объяснить перепуганному владельцу какой-нибудь таксы, что этот медведь несется к нему с самыми дружественными намерениями.
Итак, я тащила Лавра на поводке, а песику необходимо было размяться с утречка, вот он и резвился, мотая меня из стороны в сторону… Страдая от нечеловеческих приступов морской болезни, я достигла таки заветного магазинчика и привязала солнышко у входа. Мелочи хватило аккурат на полтора литра минеральной воды. Вернувшись к Лаврику, я долго, упорно, до вылезания глаз из орбит, пыталась отвинтить крышку на пластиковой бутылке – ни с места! Ну почему на импортных бутылках крышки поддаются небольшому мышечному усилию, и фольга на йогуртах отрывается целиком, ровно, а не рваной бахромой как на наших? Ну почему крышку на нашей бутылке нужно сначала отпилить ножом от этого чертового колечка и только потом она открывает доступ к своему драгоценному содержимому?! Над этими острыми, болезненными вопросами я размышляла до самого дома.
В моих апартаментах уже наблюдалось вялое движение: Тайка пыталась привести себя в чувства, но это было сложно сделать, теперь воды в доме не было никакой, даже в чайнике.
– Ох, я умираю, Сеночка! – Застонала зеленая, как первая весенняя травка подруга. – Ох, как же мне плохо! Будто мы с тобой вчера яд пили и скорпионами закусывали!
– Смешать вино с шампанским вполне достаточно. – Я протянула ей бутылку. – На вот, можно умыться и попить.
– Лучше бы ты пива купила.
– Ты бы стала умываться пивом?
На мытье песьих лап меня уже не хватило, я просто протерла Лаврушу по возможности насухо и отправилась на кухню пить таблетки.
– Нет, ну как всё ужасно, плохо и отвратительно! – появилась из ванной Таисия. – Почему воды нет?
– Так бывает, – я грустно хрустела анальгином, – особенно по утрам и вечерам, а днем, когда все на работе, воды хоть залейся. Там минералки на чай хватит?
– Она солоноватая, – в руках подруги подрагивал пластиковый сосуд, – такой чай мы проглотить не сможем. О, Господи, я на грани гибели и полнейшего вымирания!
– А я тебе говорила вчера, «не пей вина, Гертруда.» Так, надо хоть морду лица подкрасить, что ли, а то все собаки разбегутся.
– А ты что, куда-то собираешься, что ли? – Тая присела на табурет и посмотрела на меня слегка запотевшими глазами.
– Да, на работу, а потом расследовать дальше, и не «я», а «мы», мы вместе.
– Ты что?! Да я при смерти! Какая работа?! Тем более расследование?!
– Тая, надо, значит надо, никого наше гибельное состояние не интересует. Вот таблетка, пей и собирайся.
Пока она, причитая и охая, натягивала шерстяные брючата со свитером, я влезла в свои неизменные черные джинсы, теплую кофтейку, зачесала волосья в хвост, тщательно засыпала пудрой ужасненькую мордашку, нарисовала помадой губки, тушью обозначила ресницы, чтобы было видно, где у меня глаза находятся, и вылила на свитер полфлакона туалетной воды «Назад в будущее», в надежде заглушить выдыхаемый аромат. Как только я вернулась на кухню, Тая сразу же недовольно заскрипела:
– Что это за вонь такая несусветная?