Все произошло очень быстро. Страшно быстро.

У Брайана Катца не было времени подумать, разобраться, понять, что важно, а что нет, что нужно делать немедленно, а что может подождать. Он действовал инстинктивно, не раздумывая.

Почему молчит сигнализация?

Единственная разумная мысль крутилась у него в голове, словно заевшая пластинка.

Брайан вскочил голышом с постели и бросился сквозь клубы дыма туда, где должна быть дверь. Но двери не было – он с размаху врезался в стену. И куда быстрее, чем следовало – словно кто-то передвинул кровать, пока он спал. Брайан отшатнулся; из рассеченной брови текла горячая кровь. В спальне было жарко, клубился дым, и…

И почему молчит сигнализация?

Он не остановился, не стал ощупывать бровь; вместо этого ощупью, упираясь ладонями в стену, побрел налево, пока не нащупал дверной косяк. Глаза слезились от крови, пота и дыма. Где-то вдалеке, в передней части дома, что-то с грохотом взорвалось. Телевизор? Компьютер? Микроволновка?

Да где же эта чертова сирена?!

Он вывалился в прихожую – и в тот же миг нестерпимый жар охватил левую сторону тела. Левая рука, та, что не цеплялась за косяк, мгновенно покрылась волдырями, кожа на ней почернела и полопалась, подставляя нежную новую кожицу испепеляющему огню. Боль была такая, словно всю руку, до самого плеча, полосовали острым скальпелем. Брайан пытался уловить крики двойняшек из детской – или шум, шаги, хоть какой-нибудь намек на то, что они живы, – однако слышал лишь треск пламени. Еще один громкий хлопок в гостиной, а вслед за тем сверху послышался грохот, словно вот-вот обрушится крыша. Забыв о боли, о страхе, обо всем, Брайан бросился в детскую. Им владела одна мысль: схватить девочек и вынести отсюда, пока на них не рухнул дом.

Дверь нашел ощупью, распахнул – и отшатнулся с криком: из детской вырвалась волна раскаленного воздуха, ударила по лицу. Казалось, глаза вот-вот расплавятся.

– Деб! – закричал Брайан изо всех сил. – Мишель!

– Папа! Мама!

– Мама! Папа!

Детские голоса едва пробивались сквозь рев пламени и треск гибнущего дома; однако доносились они не из детской, а со стороны входа. Спотыкаясь, смаргивая слезы, Брайан побрел на голоса в дымной мгле, благодаря Бога за то, что девочкам хватило присутствия духа спасаться бегством.

– Бегите! – крикнул он. Крик вышел слабым, едва слышным. Брайан попытался крикнуть еще раз – и зашелся в приступе кашля.

Так или иначе, они где-то в передней части дома – в общей комнате, в гостиной, быть может, на кухне. А пожар, судя по всему, начался сзади, у него за спиной.

Господи, хоть бы Нэнси бежала сейчас за ним! Или уже выскочила из дома, или выпрыгнула из окна спальни в сад… Теперь, когда Брайан стряхнул остатки сна и туман паники, к нему вернулась способность мыслить – он понимал, где находится, что происходит и что надо делать. Понимал даже, что он голый, и жалел, что не надел хотя бы трусы и шлепанцы. Впрочем, все это было неважно: он шел вперед, по-прежнему придерживаясь здоровой рукой за стену и стараясь не бежать, чтобы не влететь с размаху в какую-нибудь горящую мебель.

Он кашлял, с каждым вдохом после кашля вдыхая в себя новую порцию дыма и сажи – и, когда наконец, пробравшись через прихожую и гостиную, вывалился на крыльцо, его вырвало. Рвота забрызгала босые ноги, расплескалась по коврику у дверей. Брайан давился, кашлял, пытался вдохнуть, казалось, он сейчас задохнется… а в следующий миг уже бежал, шатаясь и спотыкаясь, прочь от дома, к толпе соседей, где старая миссис Чайлдисс обнимала отчаянно рыдающих близняшек, и с наслаждением вдыхал свежий прохладный воздух – воздух без дыма. Добравшись наконец до девочек, крепко обняв обеих, он зарыдал и сам.