Позже Блох купил себе в лавке рубашку, нижнее белье и несколько пар носков. Продавщица – она не сразу вышла из темноватой подсобки – словно бы не понимала Блоха, хотя он говорил законченными фразами; лишь когда он стал порознь перечислять названия нужных ему вещей, она сдвинулась с места. Выдвигая ящик кассы, она сообщила, что поступили также резиновые сапоги; а уже вручая Блоху покупку в полиэтиленовой сумке, спросила, не требуется ли ему еще чего-нибудь: носовые платки? галстук? шерстяной жилет? В гостинице Блох переоделся и сунул грязное белье в полиэтиленовую сумку. На площади и по дороге, ведущей из городка, ему почти не попадались прохожие. Возле строящегося дома как раз выключили бетономешалку; стало так тихо, что собственные шаги показались Блоху неуместными. Он остановился и оглядел черный брезент на штабелях досок у лесопилки, словно там можно было что-либо услышать, кроме невнятного говора пильщиков, скорее всего полдничавших за штабелями.

Ему рассказали, что пивная, а также несколько крестьянских домов и таможенная служба находятся там, где асфальтированное шоссе, описывая круг, возвращается обратно в город; от шоссе ответвляется дорога, между домами тоже асфальтированная, дальше же покрытая лишь щебенкой, а еще дальше, почти перед самой границей, переходящая в тропу. Пограничный пункт закрыт. Правда, о пограничном пункте Блох не спрашивал.

Он увидел, как над полем кружил ястреб. Когда ястреб вдруг на месте забил крыльями и спикировал вниз, Блох поймал себя на том, что смотрит не на взмахи крыльев и маневры птицы, а на то место в поле, куда птица, вероятно, спикирует; но ястреб уже вышел из пике и снова поднялся ввысь.

Странно было и то, что Блох, проходя мимо кукурузного поля, увидел не прямые просветы междурядий, ведущих к противоположному краю поля, а лишь гущину стеблей, листьев и початков, из которых вдобавок кое-где выглядывали обнажившиеся зерна. Вдобавок? Ручей, который пересекало шоссе, довольно громко шумел, и Блох замер.

В пивной он застал лишь мывшую пол официантку. Блох спросил о хозяйке.

– Она еще спит! – ответила официантка.

Блох, не садясь, заказал пива. Официантка сняла со стола стул. Блох снял со стола второй стул и уселся.

Официантка пошла за стойку. Блох положил руки да стол. Официантка пригнулась и откупорила бутылку. Блох отодвинул от себя пепельницу. Официантка, проходя мимо, взяла с другого стола картонную подставку для пива. Блох отодвинулся назад вместе со стулом. Официантка сняла с бутылки стакан, который на нее нахлобучила, положила на стол картонный кружок, поставила на кружок стакан, опрокинула бутылку горлышком в стакан, поставила бутылку на стол и ушла. Опять начинается! Блох уже и не знал, что ему делать.

Наконец он заметил каплю, стекавшую снаружи по стакану, а на стене часы, стрелками которым служили две спички; одна была обломана и заменяла часовую стрелку; но глядел он не на стекающую каплю, а на то место подставки, куда капля, по всей вероятности, упадет. Официантка, теперь натиравшая пол, спросила его, знаком ли он с хозяйкой. Блох кивнул и, лишь когда официантка подняла голову, ответил «да».

В зал, не прикрыв за собой дверь, вбежала девочка. Официантка отослала ее обратно к входу, где девочка обтерла ноги и после второго напоминания затворила дверь.

– Хозяйкина дочка! – объяснила официантка и тут же увела девочку на кухню.

Вернувшись, она рассказала, что несколько дней назад к хозяйке приходил какой-то мужчина.

– Он заявил, что его вызвали рыть колодец. Хозяйка сразу же хотела его отослать, но он не отставал, пока она не показала ему погреб, и тут он схватил лопату, ну, хозяйка побежала за помощью, чтобы его прогнали и…