– Отпустить? Так просто? – прищурился напарник. – После того что он с нами сделал на глазах у всех? Теперь же они нас в грош не будут ставить.

– И что предлагаешь?

– Из шланга его водой облить. Через час-другой на ветру льдом покроется, сдохнет.

– С телом что делать? Ты подумал?

– В лес завезем и выбросим. Менты никого искать не станут. Тут замерзших бомжей десятками подбирают.

– Тебе это надо? Лишнюю работу себе ищешь?

– А если он потом нас сдаст? – задал резонный вопрос любитель расправы. – «Жмурик»-то надежно молчать будет.

– Не нравится мне твой план, я бы его отпустил.

– Сулейман не для того нам сказал «на ваше усмотрение», чтобы мы его отпускали.

– Для чего тогда?

– Он нас проверяет. Дадим слабину или нет? Ему жалостливые на базе сто лет не нужны. Ты работу потерять хочешь?

Князев попытался встать на ноги и застонал.

– Очухался, – недовольно проговорил охранник.

Его напарник стоял, задумавшись. Еще неизвестно, чья позиция в споре взяла бы верх, – отпустили бы Князева восвояси или обледеневшего вывезли за город. Но судьба распорядилась по-своему.

Заскрипела калитка в металлических воротах. Богдан с трудом разлепил набухшие веки. На огороженный участок зашли Сулейман, еще один кавказец, на руках которого сияли золотом и камнями массивные безвкусные золотые перстни. Чуть в стороне от них держался мужчина славянской внешности в куртке, подбитой мехом.

– Вот он, – елейным голосом проговорил Сулейман. – Потрепали его немного. Так заслужил.

Мужчина, пришедший с кавказцами, показался Князеву знакомым, но с точностью он не мог этого сказать. Все расплывалось перед глазами, набрякшие веки постоянно смыкались.

– Отвяжите его, быстрее, – попросил мужчина и, подойдя к Князеву, позвал: – Богдан…

– Кто… – хотел спросить Князев, но не договорил.

Охранники приподняли его, стали обрезать веревки. От боли он застонал. Свет снова померк, и он провалился в темноту.

Кавказец с перстнями на руках строго посмотрел на надсмотрщика и произнес приятным баритоном:

– Какого хрена ты его так уделал?

– Я ж говорил, заслужил. Если б я знал, что он вас заинтересует, – покачал головой Сулейман.

– Это он? – спросил у мужчины в куртке обладатель перстней.

– Он самый. Это точно. Сколько ты за него хочешь? – Вопрос был обращен к Сулейману.

Надсмотрщик замялся, боясь продешевить. Соплеменник внимательно глянул на него и погрозил пальцем с надетым на него сверкающим перстнем, мол, не заламывай слишком много.

– Ну, если считать по ущербу, который он мне нанес… – начал Сулейман.

Мужчина в меховой куртке резко сунул руку в карман, вытащил пухлое портмоне, помахал им перед носом у надсмотрщика, после чего запустил внутрь пальцы и стал вытаскивать по одной новенькие стодолларовые купюры. Сулейман жадно принялся их хватать, собирая в веер.

– Сто, двести, триста… – приговаривал мужчина в меховой куртке.

– …четыреста, пятьсот… – повторял за ним Сулейман, согласно кивая.

Когда счет дошел до тысячи, мужчина в куртке остановился. Сулейман вопросительно поглядел на него, мол, а где же продолжение?

Продолжение и последовало, но не такое, на которое рассчитывал торговец живым товаром. Мужчина вырвал из веера одну купюру.

– Девятьсот, – произнес он, пряча сто долларов в портмоне.

Обладатель золотых перстней иронично усмехнулся, глядя на Сулеймана, мол, я же тебя предупреждал – не жадничать.

– Хорошо, тысяча, – сказал надсмотрщик, протягивая руку.

– Тысяча уже была, ты на нее не согласился. Теперь девятьсот, – пухлое портмоне исчезло во внутреннем кармане меховой куртки.