Кабиха жалобно задышала, хватая воздух размазанным ртом.

– Не вздумай брыкнуть, сучка. Мы до тебя доберемся везде. Будешь вести себя хорошо – останешься жить.

И разжал пальцы.

Потом развязал девку, обтер ей кривое от боли лицо, пнул на прощание под зад и вышел вон.

Из дворца он выбрался в носилках устада Бишра: за это, правда, пришлось расплатиться. Глубоким, страстным поцелуем старого кастрата. Но лучше целоваться с евнухом, чем попасться в руки тюрку-стражнику – тот мог затащить в караулку и, лапая понравившуюся рабыню, нащупать между ног Фархада кое-что женщине не подходящее.

Улыбнувшись воспоминаниям, Фархад принялся смывать с лица краску.

Шаги за спиной он услышал вовремя. И вскочил вовремя – потому что сидел над тазом, а в руке у Бехзада была веревочка, как раз на шею сидящему накинуть.

За племянником господина Садуна стояли еще двое айяров – Джамшид и красавчик Нагиз. Все трое нагло улыбались.

– Что ты так дергаешься? – осклабился Бехзад. – Не подумай ничего плохого, я душить тебя не собирался!

И подмигнул товарищам.

– Зачем же тебе веревка? – глупо спросил Фархад.

– Ну так, разве что самую малость придавить. Чтобы ты бутончик расслабил, – хохотнул Нагиз.

И шагнул поближе. Фархад вжался в стену, звеня все еще не снятыми ножными браслетами. Айяры, хихикая, окидывали его маслеными глазками:

– А так ты еще красивше, Фархадка…

В длинном платье и завязанном на все шнурки хиджабе несподручно отбиваться ногами – поэтому они его сумели схватить, в шесть рук оттащить к длинному столу, на котором растирали травы, и завалить вниз лицом на скобленые доски. Двое удерживали ноги широко расставленными, Бехзад, сопя, одной рукой выворачивал на спину покрывало, верхнее платье, нижнее платье – а другой крепко прижимал спину к столешнице. Фархад бестолково колотил кулаками и тяжело дышал – кричать было почему-то стыдно. Когда рука айяра рванула вниз шальвары, заголяя ягодицы, Фархад понял, что сейчас ему вдуют, как лодочники в Самарре не умеют, – неделю сидеть не сможет. И простонал:

– Зачем же так грубо?

Тискавшая зад потная пятерня замерла.

– Чего?

– Я разве сказал, что не хочу, о Бехзад? – мурлыкнул Фархад. – Зачем ты со мной как со строптивой рабыней?

И изогнул спину, потеревшись ягодицами о напряженный зебб айяра, вздымавший шальвары на целый локоть. Бехзад ахнул и убрал пятерню, давившую на плечи.

Айяры засмеялись и отпустили ноги.

– Я многое умею, – протянул Фархад, поднимаясь и разворачиваясь к троице жаждущих плотских утех мужланов. – У меня были очень требовательные клиенты…

И провел языком по накрашенным губам.

– Чур, я все равно первый! – выдохнул Бехзад и потащил его в угол – там лежал обрывок ковра, на котором Фархад обычно засыпал, припозднившись с растиранием зелий.

Юноша покорно пятился, Бехзад, застонав от нетерпения, ударил его спиной о стену рядом с ковром и, тяжело дыша, принялся целоваться. Фархад изо всех сил изображал страсть, как учили в притоне: извивался, ахал и сосался в ответ.

И не забывал коситься в сторону товарищей Бехзада – они дрожащими пальцами пытались развязать шальвары, жалко путаясь в шнурках и шипя от собственной неловкости.

Ларец с инструментами стоял в двух шагах – на низеньком столике у стены.

– Позволь мне сбросить одежду, о нетерпеливый, – простонал Фархад, с влажным чмоканьем отлепив свои губы от Бехзадовых.

– Нет, – зарычал айяр, – нет! Снимай штаны, становись на четвереньки!

– Ммм… Так ты раздавишь меня о стену, о могучий, о страстный, любовь моя, как я смогу раздеться перед тобой?..