Вокруг бродили, позевывая, еще сонные люди, расстилали ковры и скатерти – наступало время завтрака. Где же Джамиль, в самом деле?..

– Да благословит тебя Всевышний, о мой халиф…

Тьфу, эти Джунайдовы выкормыши подкрадываются незаметно, как рыси. Юноша в сером халате низко склонился, прижимая ладони к груди:

– До места нам остался один дневной переход, о мой халиф.

Аль-Амин продолжал обеспокоенно вертеть головой. Тут среди нищенской одежды погонщиков мелькнуло пестрое. Красно-зелено-желтые полосы толстого халата зарябили в счастливых глазах халифа, жадно впитывающих все: и грубый кожаный пояс, крепко стягивающий талию над узкими бедрами, и стройные длинные ноги, которые не могли обезобразить даже широкие ватные штаны…

– Да-да… – рассеянно откликнулся аль-Амин, расплылся в улыбке и ласково поманил гуляма пальцем.

– …Скоро полдень, – кивнул Джавед. – Пора.

Связанный парнишка судорожно забился в крепких руках айяров.

Рот ему заткнули – до поры до времени.

Колючий, рыжий, мертвый от солнца кустик можжевельника жалко колыхался под злыми порывами ветра. С ветки рвались выгоревшие, потерявшие цвет лоскуты. Парс, кивая собственным мыслям, вытащил из-за пазухи халата колокольчик. Тот глухо, странно зазвенел.

Мальчишка мычал и мотал мокрым от слез лицом. Джавед, старательно сопя, извлек из рукава веревку, продел в ушко и принялся навешивать колокольчик на ветку.

– Вы это, к дереву его привяжите, как положено, – приказал он айярам.

Под нависавшей гребнем скалой топорщилась рыжеватая, облетевшая сосенка. Айяры отволокли парнишку к дереву, усадили на землю и принялись старательно прикручивать к высокому стволу.

– А то, знаешь, бывало, что и развязывались в последний момент, – всякое бывало, – покивал парс, отвечая на вопросительный взгляд Садуна. – Страх силы прибавляет – так они веревки рвали и бежали прочь как те антилопы… Приходилось ловить, тащить обратно…

И громко приказал:

– Все? Готово? Тряпку вынимайте тогда. И отходим подальше.

Они залегли на соседней, плоской и широкой скале. Впадина с сосенкой и можжевельником просматривалась прекрасно.

Мальчик кричал высоким, хриплым голосом. Ветер гудел. Звенел колокольчик на ветке.

– Что это за язык? – подивился Садун. – Ничего не понятно…

– А шайтан его знает, – пожал плечами Джавед. – Степняки на продажу гнали, может, найман, может, журжень, – хотя шайтан их разберет, все на рожу одинаковые…

За криками, плачем и всхлипами они едва не пропустили главного – свиристение волокущегося по камням чешуйчатого тела.

Змей выполз из-за дальнего края скалы. Длинный, локтей в семь, с гребнистой спиной и раскоряченными в стороны, шипастыми на суставах лапами. Хвост истончался почти у самого основания – словно демон еще не нарастил мяса на задницу, и потому за ним волоклось что-то тонкое и черное, как у диковинной крысы.

Мальчик поперхнулся криком и замолчал. Перекошенное лицо из красного стало белым-белым.

Аждахак быстро, очень быстро побежал к жертве, разевая усаженную двойными рядами зубов длинную пасть.

…Через некоторое время Садун порадовался, что он лекарь, и лекарь харранский – в Городе Звездочетов учили строению человеческого тела, вскрывая трупы. На занятиях с учителем приходилось свежевать и разделывать мертвецов, чтобы изучить расположение органов, устройство суставов и переплетение сухожилий.

Аждахак начал с ног. Отгрызал – и заглатывал большими кусками.

Садун ждал, как змей поступит с туловищем. И с головой. От этого зависело многое.

Как и ожидалось, аждахак отъел руки. И начал последовательно выкусывать внутренности. Голову змей заглотил, когда она, с остатками плечей и груди, уже оказалась на земле.