– А вот это вам, Павел Николаевич, велено передать от наших общих знакомых…

Следующей из книг в пачке оказался стихотворный сборник «Избранные произведения» присяжного поверенного округа Петроградской судебной палаты Анатолия Николаевича Кремлева – с дарственной надписью автора. Не отрываясь от юридической практики, Анатолий Николаевич выступал на петербургских частных сценах в ролях шекспировского репертуара и достаточно много публиковался в литературных журналах.

– С большим удовольствием прочитаю!

Разумеется, это было еще далеко не все. Очередную книгу своих стихов «Старые боги», изданную еще перед самой войной, подписал Переверзеву с самыми искренними пожеланиями и присяжный поверенный Владимир Александрович Мазуркевич.

– Ах, ну, как же, конечно… – Павел Николаевич прикрыл глаза и тихонько напел:

«Дыша-ала ночь восто-оргом сладостра-астья…»

В свое время присяжный поверенный Мазуркевич печатался много и пользовался большой популярностью, некоторые из его стихов были положены на музыку и стали романсами.

– Право слово, не знаю, как вас благодарить! – растрогался Павел Николаевич и на правах хозяина разлил коньяк.

Переверзев и гость его с удовольствием выпили, закусили и принялись вспоминать знаменитую «Бродячую собаку» – литературное кабаре, в котором оба достаточно часто бывали перед войной.

После этого разговор сам собой затронул литературные увлечения петербургских присяжных поверенных и их вклад в развитие великой отечественной культуры. Недаром же энциклопедические словари в дорогих переплетах, как правило, причисляют господ адвокатов к людям свободных профессий наряду с литераторами, журналистами, музыкантами и художниками. Потому что сословие это – такая же полноправная и полноценная часть русской творческой интеллигенции, как и все остальные.

К сожалению, с этим были согласны не все – и далеко не всегда.

Федору Михайловичу Достоевскому, например, при упоминании о присяжных поверенных слышалось «народное словцо» о том, что адвокат, дескать, – это «нанятая совесть». И что он «никогда не может действовать по совести, не может не играть своей совестью, если б даже и хотел не играть, что это уже такой обреченный на бессовестность человек…»

Не понимал и недолюбливал «законников» также граф Толстой – возможно, из-за того, что и сам Лев Николаевич когда-то попробовал выступить в роли защитника на военном суде, проиграл дело и окончательно утвердился в категорическом отрицании смертной казни. Но почти невозможно представить, насколько непривлекательным и несимпатичным представал образ присяжного поверенного в произведениях некоторых поэтов.

возмущался Николай Алексеевич Некрасов.

вторил ему поэт-сатирик Дмитрий Минаев.

Не отставал от коллег по перу автор популярных трепетных романсов, друг Петра Ильича Чайковского – и сам, кстати, бывший правовед – Алексей Апухтин:

Постоянно – по поводу и зачастую без повода – критиковали присяжных поверенных такие уважаемые в обществе издания, как «Отечественные записки», «Неделя», «Голос», «Русские ведомости», а журнал «Дело» и вообще дошел до того, что молил Бога «избавить нас от саранчи и адвокатов».

Это было чертовски обидно и несправедливо.

Как известно, реформа судопроизводства оказалась одним из главных преобразований в период царствования Александра II. «Самые блестящие представители поколения избрали адвокатуру своей профессией, – написал об этом времени блестящий литературовед и историк Дмитрий Петрович Святополк-Мирский, – и многие адвокаты завоевали своим красноречием всероссийскую известность. В отличие от того, что происходило в других областях, они не пренебрегали работой над формой своих выступлений, и в этой области проявилось больше мастерства, чем в любом виде беллетристики…»